Оператор моего настроения - Лана Муар

— Все устаканится, Лиз. И нифига ты не старая.

— Ой, не начинай. Лучше попроси Фаю с утра приготовить побольше воды. Я планирую умирать до обеда.

— Хорошо. Только после обеда, чтобы, как Феникс, восстала из пепла. Шашлыки готовить будем.

— О-о-о… Шашлык… Ради шашлыка обязательно восстану. Обещаю.

Три сигареты, за ними ещё две. Я курю одну за одной, чтобы все разбрелись по приготовленым для них комнатам и уснули. Свет в окнах, выходящих на снежную поляну, гаснет, и остаются лишь пляшущие по веткам ели огоньки гирлянды. Радостно подмигивают мне, вернувшейся назад, в тепло, и будто маленькие фейерверки отражаются в стеклянных шариках игрушек и бокалах с недопитым шампанским. Прихватив с собой бутылку — на утро все равно умирать, так хотя бы с музыкой, — иду на второй этаж к своей комнате, замечая темный силуэт в проеме дверей напротив.

— И чего же ты ждёшь?

— Тебя.

— У-у-у… Праздник уже закончился, Максим, и я, если и намерена его продолжить, то явно не с тобой, — поднимаю выше руку с бутылкой, показывая с чем планирую закончить день. Кладу ладонь на ручку, открываю дверь и чувствую кожей, что парень входит следом.

— Шампанское в одиночестве пьют только с тоски.

Он забирает бутылку, открывает ее с глухим хлопком, а мне становится смешно от того, как прозрачны и наивны намерения у этого парня с липким прозвищем. Клейстер. Ха!

— Тебе пить-то уже разрешают?

Ухмыляется, делает глоток из горлышка, протягивает бутылку мне и осматривается так, будто собрался остаться на ночь:

— Здесь курить можно?

— Балкон приоткрой и кури. Пепельница должна стоять на подоконнике, — устраиваясь в полулежачем положении на кровати, киваю в сторону окна и наблюдаю за вальяжными движениями силуэта.

Шампанское щекочет язык, а морозный воздух после сигаретного дыма кажется слишком свежим. Прячу ноги под одеялом и вопросительно смотрю на протянутую ладонь.

— Макс.

— Нас вроде знакомили. Или уже забыл?

— Нас познакомили, но мы не знакомились.

— А есть разница?

— Естественно.

— Даже не хочу слушать в чем. Прибереги этот подкат для своих свинок.

— Свинок? — хмурится, а потом смеется. — Дошло!

— Ну раз дошло, то может и двери найдешь сам, а потом догадаешься их закрыть с той стороны? Кле…

Окончание прозвища так и не сорвалось с моих губ. Он смял и его, и их поцелуем. Не дал отстраниться, запуская пальцы в волосы. Наглость и напор, помноженные на алкоголь… Вспыхнувшая кровь от ощущения предельно уверенного в себе самца… И слепящим взрывом, тянущий голод внизу живота…

— У меня есть мужчина, — рвано выдыхаю я жалкую попытку остановить то, что нельзя назвать никак иначе, как безумием.

— И где он? — ухмыляется, прикусывая мочку уха и оттягивая волосы вниз, чтобы добраться до шеи.

Только я не могу ответить, все больше задыхаясь от исследующих поцелуев. Завтра я обязательно пожалею, но сегодня мне так нужна эта ошибка.

В голове треск. Она раскалывается на части, но продолжает безостановочно крутить свое кино с цензом двадцать один плюс, в котором я в главной роли. В роли шлюхи. Не пьяной и поддавшейся порыву, а именно шлюхи. Даже не пытаюсь оправдываться перед собой. Глупое занятие, которое ничего не изменит. Я понимала что делаю и зачем, а Ярик, как всегда, оказался прав — жалею. Пожалела сразу. После того, как схлынула эйфория от яркого оргазма, пожалела. А сейчас остаётся только курить и стараться не думать о том, что шлюхе понравился напористый мальчик и его губы, затыкающие срывающиеся стоны. Он получил то, что не пытался скрывать, я получила подтверждение того, что все еще интересна. Достаточно честный размен, как его не крути. Тряхнув головой, выуживаю новую сигарету и морщусь — переболтанные мысли царапают мозг, выталкивая на поверхность единственную правильную: я его использовала, он меня использовал в ответ. Поиграли в любовь на одну ночь, можно переворачивать этот лист и начинать писать новый день и год с чистого.

— Все они, по сути, малые дети, — с усмешкой стряхиваю пепел и не удивляюсь тому, что произнесла это вслух, а Алиса и ее подруги подхватили фразу и стали ее прикидывать на своих мальчиков.

Голова трещит нещадно, но я рассматриваю через призму "детскости" каждого из мужчин на заднем дворе. Дядя Сева о чем-то неторопливо разговаривает с отцом Алисы, Ярик впал в детство и делит топор с мальчиком Риты и ее братом. Так смешно.

— Да уж, — смеюсь, показывая кончиком сигареты на воюющих за топор. — Вот так посмотришь и никогда не подумаешь, что Ярик адвокат. Где этот серьезный и солидный мужчина в пиджаке?

— Отнимает топор у Ромки. И где ему ещё быть не серьезным, если не дома? Вообще, классно, что он с ребятами тусуется. — Алиса тоже смеётся и громко кричит. — Ярик, не жадничай! Отдай топор! Сейчас Ромкина очередь!

— Детский сад, — затягиваюсь и поворачиваю голову на фразу Риты:

— А мне нравится, что Фил сейчас такой. Почаще бы таким был.

Фил? Взглядом нахожу улыбающегося парня и несколько секунд за ним наблюдаю, вспоминая вчерашнее веселье. Не знаю, что с ним может быть не так — что вчера, что сегодня, он чувствовал себя в доме Воронцовских, как рыба в воде, хотя иногда проскальзывало в его взгляде что-то неуловимо-непонятное.

— Мне он показался очень открытым и раскрепощенным. Или я чего-то не знаю?

— Ну-у-у… Скажем так, у него есть свои причины быть разным.

Рита кутается в свой плед, опуская глаза. Понятно. Тоже не все радужно, как хотелось бы.

— У всех есть свои причины, — киваю, не развивая явно больную тему, и перевожу взгляд на Макса. Этот персонаж размахивает лопатой, словно ночь в моей комнате осталась где-то далеко. Ушел утром, думая, что я сплю, и потом ничем не выдал произошедшего. Ни взглядом, ни словом. Лишь номер записал с намеком на возможное продолжение и то скорее всего по инерции. Потрахались и разбежались по своим углам. — Забавно, — усмехаюсь своим мыслям и чувствую, что на меня смотрят, ожидая окончания, сорвавшейся с языка констатации смешной по сути ситуации, которой можно было избежать. — Забавно, что в другой обстановке они становятся зажатыми в свои же рамки. Алиса не даст соврать. Дядя Сева, например, здесь и в зале суда вообще две разных личности. Тут душка душкой, а там — хладнокровная акула. И Ярик такой же.

Вроде вывернулась, судя по тому, что подруги Алисы переключились на Оксану и ее Пашку. Краем уха слушаю их болтовню, а сама все кручу в голове ночь своего безумия. Рокотов, Рокотов, ну и что теперь с тобой делать? Обижаться на то, что так и не приехал, глупо — вроде как мстительная сучка с лихвой отыгралась за вымотанные нервы, а шлюха даже радовалась, что не пришлось слушать невнятные объяснения. Извиняться самой? За что? За то, что бросил, а у меня в голове щелкнуло, срывая стопора, и понесло? И тут, получается, квиты?