Войсковые разведчики в Афгане. Записки начальника разведки дивизии - Николай Кузьмин

А Китай – вот он рядом, и случись какая заваруха, их вооруженные силы не стали бы ждать прибытия нашего личного состава и приведения дивизии в боеспособное состояние.

Это поняли, наконец, даже в Генеральном штабе СССР. Весной 1979 года на территории СССР нашу дивизию укомплектовали до полного штата и ввели в Монголию, но не в Мандал-Гоби, где мы 4 года назад поставили свою технику, а в 230 км севернее на железнодорожной станции Чойр. Все-таки не решились полнокровную дивизию численностью более 12,5 тыс. человек поставить в голой пустыне и возить туда за 230 км каждый гвоздь и каждое бревно.

Я же участия в этом переселении избежал, так как с 1976 по 1979 год учился в Академии бронетанковых войск имени Р.Я. Малиновского в Москве, но, как увидите, в дальнейшем, тоже от пустыни не ушел.

Что бы я хотел отметить, сравнив эти две огромные пустыни и познакомившись с их природными феноменами?

Пустыня Каракумы отличалась от Гоби прежде всего своим климатом.

Гоби – северная пустыня и климат в ней довольно суров, лето жаркое, но ночи холодные. Зимой там вообще температура доходит до 40 градусов мороза с сильными ветрами. Снега практически нет.

Каракумы – южная пустыня с очень жарким климатом летом и мягкой зимой. Летом температура достигает 45 градусов жары, температура почвы до 70 градусов. Часты песчаные бури. Зимой дожди, иногда снег, температура от минус 3–5 до плюс 8—10. Самое приятное время года.

Внешне пустыня Гоби больше похожа на степь, Каракумы – барханные пески, такыры и связанные с ними миражи.

Такыры, это – ровные, эллипсообразные площади с твердыми, лишеными растительности поверхностями, располагающимися иногда изолированно, иногда целыми группами. Глинистый покров такыров настолько тверд, что при движении по нему раздается далеко разносящийся стук.

Глинисто-солонцовая поверхность такыра непроницаема для воды, поэтому когда после весенних и редких осенних дождей образуются небольшие дождевые озера и лужи, то они обычно долгое время сохраняются как водоснабжающие источники. При этом следует помнить, что стоит проехать по ней на машине, как через несколько часов из такой ямы вода исчезает. Это объясняется тем, что продавливается размякший слой глины, открывая воде выход к песку. Такыры обычно окружены со всех сторон песками. На них сходится множество троп, пересекающих пустыню в разных направлениях.

Миражи – порождение такыров. Выходишь на бархан, и перед тобой разлито огромное озеро с легкой дымкой над поверхностью воды. Подъезжаешь – воды нет, это такыр. Его поверхность отсвечивает на солнце, создавая иллюзию воды. Несмотря на кажущуюся однообразность и какое-то безмолвие, в пустыне есть тоже своя красота и неповторимость, особенно утром.

Бич обеих пустынь – песчаные бури. Конечно, действуя на технике, особенно танках и БМП, ничего нет страшного. Надо остановить колонну, машины вплотную подогнать одну к одной, предупредить людей о том, чтобы не отходили от машин, и ждать окончания бури.

Двигаться нет смысла, потому что видимость составляет 10–20 м и сохранять направление невозможно. Песчаная буря всегда сопровождается магнитной бурей, когда стрелка компаса крутится как бешеная и он становится бесполезным.

Пешим подразделениям приходится гораздо труднее. Опять же, необходимо собрать людей вместе. Желательно лечь на землю, замотать голову чем угодно и ждать окончания бури, продолжительность которой обычно составляет 5–6 часов. Только действуя так, можно ее переждать и не растерять людей.

Однако вернемся в 1979 год. Получив направление в Туркмению, я больше думал о житейских вопросах, а не о военно-политической обстановке, которая складывалась в этом регионе. А она становилась там день ото дня более напряженной.

Еще весной 1978 года мы, слушатели второго курса Военной академии бронетанковых войск, слышали по радио и смотрели по телевидению про Саурскую (Апрельскую) революцию в Афганистане. Нам объясняли, что к власти пришли прогрессивные силы во главе с известным писателем и общественным деятелем Мухаммадом Тараки и что СССР горячо поддержал эту революцию и новую власть.

В нашей академии и до этого события учились несколько десятков старших офицеров афганской армии в ранге майоров-подполковников, мы изредка встречались с ними: все смуглые, горбоносые, неразговорчивые. Большинство из них уехало после революции на Родину, вместо них приехали другие: молодые старшие лейтенанты и капитаны.

Ничего в этом удивительного не было, в нашей академии, как и во всех других советских военно-учебных заведениях, учились революционеры со всего света: Ангола, Эфиопия, Сомали, Сирия, Ирак, Вьетнам, Камбоджа, Йемен – всех и не перечислишь. Теперь вот прибыли и революционные афганцы.

Забегая вперед, скажу, что в Афганистане через 6 лет я встретил одного из них, это был подполковник Мальхан, заместитель командира 20 пд в г. Баглан. Общаясь с ним, я узнал, что он, тогда капитан, в 1978 году поступил, а в 1982 закончил Академию БТВ.

Ну, прибыли, так прибыли. Как и все советские люди, мы единодушно поддерживали внешнеполитический курс партии и не думали, что нас вскоре ожидает длительная и малоперспективная война в Афганистане. Поэтому я прибыл в Туркмению со спокойной душой, даже не представляя, что через три месяца придется ехать на войну.

К началу осени 1979 года военно-политическая обстановка в мире вокруг Афганистана начала стремительно накаляться. Новый переворот, сделанный Хафизуллой Амином, и убийство президента Тараки сразу сделали эту страну «горячей точкой», иностранное радио сообщало о боевых действиях правительственных войск против оппозиции. На нашем же радио об этом сообщалось вскользь, как бы между прочим.

Вскоре грозные события в Афганистане докатились и до нас, вся моя жизнь после этого пошла совсем по другому сценарию.

Уходит время, стирается память о некоторых событиях, забываются детали. Но то, что произошло в декабре 1979 года в Афганистане, стало крупным мировым событием, историей, поводом для встреч, предметом для воспоминаний, споров, переживаний. Волею судьбы мне довелось стать свидетелем и участником тех событий. Они навсегда врезались в мою память.

Новый этап моей жизни начался очень буднично. 15 декабря в 15.00 у оперативного дежурного в штабе 58 мсд ТуркВО, где я проходил службу в должности заместителя начальника оперативного отделения, а в настоящее время исполнял обязанности начальника, сработала система оповещения «Шнур», в дивизии была объявлена повышенная боевая готовность.

Явившись по тревоге, я прибыл к начальнику штаба дивизии подполковнику Журбенко уточнить задачу. Он сам в растерянности, – «ничего не пойму, сигнал боевой. Буду звонить в Ташкент, может, что прояснится». Однако и из Ташкента никто ему ничего толком не разъяснил.

Через несколько часов идет новый сигнал – «Военная опасность». Ого! Это уже серьезно, так как в учебных целях он никогда не применяется.

Звонят из военкоматов, докладывают, что объявлена мобилизация, уточняют, куда привозить «партизан» – приписанных к частям военнослужащих запаса. К ночи стали приходить автобусы с приписниками: мы начали их распределять, обмундировывать, выдавать оружие и все остальное. В течение трех суток мы приняли в дивизию почти 8500 человек и довели общую численность личного состава до 12 тысяч.