Кровавые жернова - Андрей Воронин

От этих слов Ястребова передернуло, но в темноте этого не было видно.

Иван продолжал:

– Дома хорошо. Я уже начинаю понимать, что такое земля и что такое родной дом. Откуда ты родом?

– Я родом? – Илья задумался.

– Что, даже не знаешь? – чуть презрительно хмыкнул Селезнев и потер кулаком щеку.

– Почему не знаю, – знаю.

– Тогда что же не говоришь?

– А зачем тебе? – спросил Илья.

– Так просто. Ты вообще какой-то странный, Илья. Молчишь все время. Даже команда шушукается, говорят, может, ты в секте состоишь.

– Я в секте? – Илья улыбнулся. – Ни в какой я секте не состою и никогда не состоял.

В комсомоле – да, а в секте – нет. Кто это тебе такое брякнул?

– Все говорят, – передернул плечами Селезнев.

– Да пусть не трындят! Делать им нечего, вот и выдумывают разное! Какие в мореходке секты? Ты же сам, Ваня, знаешь. Мы сто раз проверенные.

– Я им и говорю, что ты нормальный парень, свой в доску.

– Правильно, – сказал Илья. Он вытащил из кармана дешевые сигареты, сложил ладони ракушкой, закурил, выпустил струйку дыма. – Красота какая!

– Ага, – ответил Селезнев, зевая.

– Звезды так близко. Кажется, протяни руку и любую снимешь с неба.

– Снимешь, размечтался! – Иван зевнул еще раз и, хрустнув суставами, поднялся с палубы. – Пойду к радисту, музыку послушаю.

Ястребов знал, ни к какому радисту Селезнев не пойдет, а завалится спать и будет храпеть.

А он, Илья, долго будет ворочаться, силясь вспомнить лицо матери, или отца, или бабушки.

И опять ему это не удастся, и будет его злить храп напарника. И он, как обычно, встанет и пойдет на палубу. Наступит рассвет, а корабль, гудя двигателями, снова поплывет по Атлантическому океану, отмеряя милю за милей.

День шел за днем. Солнце вставало и садилось. Капитан сухогруза радовался, но вслух свою радость не высказывал. Пока не было никаких ЧП, штормы не налетали, и сухогруз не выбивался из графика ни на один день.

«Скоро Гаити, а там и до Кубы рукой подать».

Понемногу погода стала меняться. С каждым днем становилось все жарче и жарче, термометр показывал тридцать четыре градуса в тени.

На палубе с неприкрытой головой стоять было невозможно, да и босиком по раскаленной палубе не пройти.

В каютах стояла нестерпимая жара, даже вентиляторы от духоты и жары не спасали. Они лишь гнали горячий воздух из одного угла в другой, перемешивая его резиновыми лопастями.

Надвинулась невероятно душная ночь.

Илья ворочался с боку на бок. Простыня стала влажной от пота, прилипала к телу. Воздуха не хватало. Ястребов, сбросив простыню, сел на кровать.

Селезнев повернулся, открыл глаза.

– Ты чего подхватился?

– Жарко. Выйду на палубу, покурю.

– Там тоже жарко, – зевая, произнес Селезнев и, отвернувшись к стене, попытался уснуть.

Илья натянул штаны, сунул в карман пачку сигарет, спички и пошел на палубу. Действительно, на палубе было ненамного лучше. Молодой человек закурил и посмотрел на небо.

Вдруг звезды с северной стороны стали гаснуть и исчезать. Еще несколько минут, и небо стало черным, ни единой звезды. Илью даже в холодный пот бросило от того, что он увидел.

«Что еще за черт?» – подумал он, направляясь к носу сухогруза.

На палубе появился вахтенный.

– Ястребов, ты что шатаешься, не спишь?

– Что это? – спросил парень.

– Где? – переспросил вахтенный.

– Там, на небе.

– А что там на небе особенного? – матрос посмотрел в небо.

– Звезды погасли.

– Тучи, наверное.

Штиль был полный, абсолютно никаких волн.

Черное, как застывшая смола, море. Илья почему-то сравнил море с гладкой крышкой рояля, виденного им в концертном зале.

Матрос, грохоча башмаками, сказал:

– Странно, зайду к радисту, спрошу.

Через пять минут он появился.

– Все нормально, никаких штормовых предупреждений. Пойду в рубку. А ты ступай спать.

– Хорошо, докурю и пойду.

В южных широтах штормы возникают быстро. Но то, что произошло, не было штормом.

Внезапно раздался свист и вой, который все нарастал. Черная вода у правого борта сухогруза будто закипела. Увидев это, Илья на мгновение окаменел, пальцы, как при первом шторме, судорожно вцепились в канат. А когда он запрокинул голову в небо, то увидел, как из тучи огромным витым столбом спускается что-то темное и живое, спускается в воду, и вода, закрученная в спираль, поднимается к небу. Поднялся страшный гул. Надвинувшийся смерч зацепил край сухогруза, подхватил матроса Илью Ястребова.

Его ноги оторвались от палубы, пальцы не выдержали, разжались, и, истошно вопя, парень полетел непонятно куда в мощном, извивающемся потоке воды.

Сколько времени продолжался его полет, он не помнил. Это могла быть одна секунда, а мог быть час или несколько часов. Сознание померкло, лишь сердце бешено колотилось в груди. Последнее, что он увидел, это огни корабля, но они уже были далеко-далеко. Море вокруг него бурлило, кипело, его подбрасывало на волнах, как невесомую щепку.

Штормовое предупреждение радист получил слишком поздно. То, что моториста Илью Ястребова смыло за борт, на сухогрузе сообразили только на рассвете, когда корабль уже находился в семидесяти милях от случившегося.

* * *

Страшный тайфун обрушился на берег Гаити. Он зацепил край селения, сорвал с домов крыши, повалил, а кое-где и вырвал с корнями деревья. Но оставил нетронутой бухту с лодками. Колдун с двумя помощниками на рассвете сел в лодку и вышел в море. Его лицо было сосредоточенным, губы сжатыми. Он лишь показывал рукой направление, сам же смотрел на темную после шторма воду. Небольшое суденышко плыло, треща мотором, на восток, туда, где всходило солнце.

– Акулы! Акулы! – через час закричал один из мужчин.

– Вижу, – ответил колдун. Он увидел черные, острые плавники, которые на огромной скорости рассекали воду.

Акулы плыли быстрее моторного катера, словно состязались с ним.

– Быстрее! – приказал колдун.

Застучал двигатель. Из выхлопной трубы вырвались клубы дыма, и катер, подскакивая на волнах, понесся быстрее. Алатур всматривался в море, словно чего-то искал.

Наконец он увидел взлетевшую над водой руку.