Меридиан Морозова - Данил Ткачёв

всего просто сдастся. Но не Морозов. Для Морозова, как военного, сдача равносильна смерти. Теперь он хотел понять, что он сделал не так."

— "Устроил террор. Он же до этого уже догадался"

— "Верно, но он хотел понять почему он продолжал его делать, до момента осознания своей жестокости. И он догадался: государство в нем поддерживало кровожадность, тем самым поджигая в нем идею любви к войне. Но войну нельзя любить. И не только потому, что Юрий сам не мог любить.

Вспоминая свои годы, он вспоминал свои действия. Он чувствовал сожаление и стыд, что свои убийства и репрессии он принимал за ревность.

Теперь Морозов хотел искупить свои злодеяния. Но каким образом? Каким образом можно было бы искупить вину порабощения народов и заключения всего континента в рабство? Только освобождением этого рабства. Раскрепощением.”

Очевидно, я не понял того, чего хотел мне донести товарищ.

–”Что?”

–”Он хотел поднять восстание против государства. Революцию против своих достижений.

В этот момент я понял, что у Морозова ничего не получиться. Человек, который хочет кровью искупить свой кровный грех — добьется лишь провала. Морозов не мог любить, ему было стыдно от этого. Он погряз в бесконечных попытках доказать, что он обычный человек, как и любой другой. С другой стороны, если бы он не делал бесконечные попытки найти любовь в своей жизни — он бы умер, не дожив до 30 лет. Впрочем говоря, я мог уже сам дорассказать эпопею полковника Морозова, но решил дослушать Эдварда из уважения.

— Морозов стал называть себя Искариотом. Не столько из-за того, что его могут узнать восставшие, сколько из-за стыда, что его настоящее имя останется в истории, как имя тирана.

Связавшись с рабочими заводов своего города-резиденции, он начал революционную деятельность. Как прекрасный оратор, стратег и военачальник, он смог добиться доверия среди горожан. Близлежащие провинции, которые узнали о новом лидере освобождения, секретно присягнули ему. А государство даже и не подозревало, что Искариот — это их самый талантливый полковник в отставке. Как, в принципе, не подозревали и восставшие. Спустя время, восстание началось. Началось оно оттуда же, откуда начиналась колонизация — на меридиане 69 градусов. По всему востоку пронеслись слухи о человеке, который освобождал восток от гнета государства. И слухам поверили: То тут, то там восставали города, которые отправляли своих добровольцев Морозову, не подозревая того, что их освободитель — являлся их изначальным поработителем. Конечно, такая выходка не могла остаться без кары государства. К тому времени, у страны появилось новое вооружение, новые кадры и новая техника. Восстание было обречено на провал. Уже через год отряды Искариота были заперты на полуострове Таймыр. Но революция востока оставила свой след — разрушенные революцией и контрреволюцией, земли востока стали отличной почвой для бандитизма и нелегального бизнеса. А золотые сердца, которые Морозов делал даже во время своей революционной деятельности, стали коллекционным артефактом, которые были знаком борьбы с государством. Таковыми они и остались по сей день.”

Было чувство, что Эдвард не договаривает. Уж слишком короток был рассказ про последнюю жизнь этого человека.

–”А Морозов? Что стало с ним?”

–”Бросивши свои последние отряды, он сбежал по воде. Дальше его след теряется, и даже мои сослуживцы не знают что с ним стало.”

И в этот раз я чувствовал волнение в голосе товарища. Будто он не хотел рассказывать все сейчас. Я решил не давить на него, и остался доволен тем что есть.

–”Наверное он умер от мороза.”— Пошутил я.

Эдвард посмеялся: — ”Должно быть, так и есть.”

Пообедавши перед сном консервой с какой-то рыбкой с горчинкой, мы легли спать. Улеглись в свои палатки, и спать…

…

Но спал только Эдвард. Казалось бы, прошло только 5 минут, а он уже храпит. А я — нет. Я думал. Разговор о великом человеке великого государства приводит к думству. Я думал о том, что все так похоже. Когда я был в отрочестве — я видел один и тот-же город, с одинаковыми детскими площадками: Карусельки, качельки, баскетбольные кольца. Когда я подрос, я слышал в школе одни и те же слова: “Государство — высшая степень эволюции человека. Вид людей, поборов свою гордыню и жадность, объединяли множества смыслов слова мир, в один смысл ”. И в это же время на востоке люди погибали тысячами, что было не очень-то и мирно! В институте Морозова я видел одинаковость планировки городов. Север — заводы, южнее — центр, еще южнее — трущобы. Причем в каждом городе, независимо от возраста или географии места. И сейчас, когда я бегу от чертовой жизни шаблонного раба, и мне рассказывают о жизни великого колонизатора, то я не сомневаюсь ни на секунду, что он все видел тоже что и я.

Мне не жилось тяжело. Тяжело гражданину этой страны только после достижение 24–25, или когда там заканчивают учебные центры. Ведь после достижения этого возраста — тебя закрепляют на заводе, и ты становишься рабом. На побег решаются не многие. Людям важна уверенность в жизни больше, чем сама жизнь.

Глава 6

Последний путь.

Раннее утро. Было около 6 часов. Эдвард не спал уже 30 минут уж точно, и уже собрал свои вещи для дальнейшего похода. Он хотел поспешить, поэтому торопил меня:

–”Собирайся, нас уже ждут!”

Выпив немного воды из фляги, я начал лениво собираться.

Утренний ветер неприятно провоцировал мурашки по моей коже. Солнце, в свою очередь, не давало мне подмерзнуть и хорошо грело мне спину. “Сегодняшнее солнце — единственная причина, почему у меня не будет болеть поясница в дальнейшем пути” — Подумал я. Собрав палатки, мешки, затоптав костер, я решил спросить у Эдварда дальнейший путь:

–”Куда идем дальше?”

–”В Петропавловск. Там я представлюсь как полковник выполняющий марш бросок до города, но мы оторвались от основной роты, по этому оказались впереди.”

–”А если не поверят?”

Эдвард подмигнул мне. — ”У меня есть связи.”

Двинулись по степи дальше. Отдохнувшие вчера ноги теперь не болели под твердой почвой, которую формировала сухая трава. Теперь не было видно зверья, птиц в небе или хоть какой-либо признак живности. О нахождении на природе напоминал лишь шелест травы, характерный звук которого делал степной ветер. Этими звуками и сопровождался весь поход до Петропавловска. Шли мы достаточно долго, и я не мог понять — где все леса? Хотя-бы лесополосы должны-то быть?

–”Эдвард, а где деревья?”

–”Деревья…” — Повторил за мной Эдвард, будто не расслышал мой