Такова шпионская жизнь - Александр Эльберт

В команде 5 человек: две миловидные женщины, скорее девушки лет 23–24 и трое мужчин среднего возраста. Их больше, чем «наших», потому что они выполняют два параллельных задания: игра с актером в «особо ответственное задание» и обеспечение безопасности «наших». По предварительному плану двое мужчин работают только с актером, не вступая в непосредственный контакт с «нашими», а лидер и две женщины прикрывают «наших». У женщин — это первое серьезное задание после трех лет подготовки. Мужчины, которые будут работать с актером, семейные и они уже давно обещали женам «бросить». Но не могут, разведка затягивает и не отпускает. Курить бросить легче. Лидеру 35 лет. Крестьянский сын, даже школу не окончил — надо было работать, помогать родителям вырастить семерых младших сестер и братьев. В разведку попал случайно. В соседней избе прятались бежавшие заключенные. Генрих, так зовут лидера, по собственной инициативе пошел в ним «в гости» с бутылью сливовицы и после 12-часовой попойки уговорил их сдаться. Был ему тогда 21 год и он ни до того, ни после не брал в рот спиртного. Отказался от награды и денег, но согласился пойти учиться «на шпиона». Выучился, начал работать. Он высокий, темно русый, пружинисто ловкий и «светлый». У него открытый, спокойный взгляд, негромкий басовитый голос и простая правильная крестьянская речь. Потрясающее даже для шпиона хладнокровие не помогает ему в общении с женщинами в обыденной жизни. Из-за чрезмерной стеснительности и непрерывной занятости «шпионажем» он в свои 35 лет все еще холостяк, хотя его крестьянская натура тянется к семье и детям.

И «наши» и «ваши» маются от безделья. Иногда старательно изображают праздношатающихся, а это непросто, потому что фильм, в котором главную роль играет Педрунчик, снимают в небольшом городке в центре Европы, не слишком привлекательном для туристов. Но сидеть целый день в гостинице скучно и утомительно. Лола Шук и Додик иногда вдвоем, иногда порознь гуляют по чистенькому ничем не знаменитому городу, читают в городском парке, заходят в немногочисленные кафе. Изображать влюбленных или семейную пару им даже в голову не приходит, такие они разные и «непарные». «Вашим» немного проще — их трое. И труднее, потому что очень уж Генрих своеобразен: огромные руки потомственного крестьянина и спокойный изучающий взгляд человека, которому интересно жить на этом свете. Он некрасивый, но это его украшает. Звучит странно? Поясню: некрасивый и невысокий Лев Толстой иногда представляется мне прекрасным сказочным богатырем.

По условиям игры, а шпионские игры — самые интересные на свете, Генрих знает Лолу и Додика в лицо, а они ничего о «ваших» не знают и не должны были бы знать. Но многоопытной Лоле Шук достаточно было пару раз увидеть Генриха, чтобы насторожиться и призадуматься:

— Додик! Возьми меня под руку и наклонись ко мне, да понежнее. Ты что, меня не любишь?

— Что случилось, Лола, дорогая?

— Посмотри на того крестьянского философа.

— У которого руки как лопаты…

— А глаза говорят: «я тебя знаю, но не вижу».

— Да я уже давно обратил на него внимание.

— Именно, Додик, именно! Я его третий раз за пару дней вижу.

— Лола, дорогая! Можно я тебя обниму? Так правдоподобнее будет. Давай подумаем. Нас тут никто не знает и никому мы тут не нужны. Ты замечательная женщина, но не красавица с журнальной обложки…

— Додик! Какой комплимент!

— А я — тростинка на ветру…

— Которую этот крестьянин…

— Н-да… Одним пальцем… любым… А теперь по делу: городок-то маленький. Может быть и случайность.

— Вот именно — очень маленький город и случайность маловероятна. Возьми меня под руку, пойдем потихоньку вперед и сядем вон на ту серенькую скамейку в тенёчке.

Генрих понял, улыбнулся: «Молодцы! С такими интереснее работать. Скоро всё узнают, но пока мы не знакомы,» — и спокойно пошел своей дорогой, простонародно глядя по сторонам. Лола и Додик сели на скамейку, больше не обнимаются, разговаривают. Генрих неторопливо прошел мимо них и удивился: «Тоненький мальчик — совсем не мальчик. Они — не любовники. А Лола… Лола…» — Генрих вздохнул и не продолжил свою мысль. А хотел он подумать: «Мне нравится».

— Прошел мимо, посмотрел на нас; скорее на тебя, Лола. И сейчас идет, не прячась, останавливается, смотрит по сторонам…Повернул направо, не оборачивается…

Лола спросила: — Дани когда прилетает, первым утренним? Попросим его глянуть со стороны… Странное предчувствие, не могу понять: то ли он видит, но не знает, то ли…

— Ты ему понравилась, Лола. И он всё понял про нас…

— Что мы вовсе не влюбленные, ты это хочешь сказать?

— Да. Ты ему понравилась, он обязательно появится…

— Пойдем выпьем кофе. Сама не знаю, почему насторожилась. Мы еще не начали работать, ничего еще не сделали, и врагов у нас тут нет, и задание нейтральное и несложное.

Через 20 минут Лола Шук и Додик спокойно пили кофе в крохотном кафе, а за соседним столиком две миловидные девушки, лет на пять-семь моложе Лолы, прихлебывали какао и о чем-то балабонили на каком-то славянском языке.

Актер и Дани летели из Мадрида одним рейсом. Пико не выглядел отдохнувшим. Он тяжело плюхнулся в кресло, пристегнулся и закрыл глаза. Отказался от еды и только пил минералку. Дани его не интересовал. «Одним больше, одним меньше — пусть делают, что хотят; когда их много, они только мешают друг другу… Умница, мама! Мне тоже хотелось бы выйти из игры, родить мальчика и девочку, перестать мотаться по свету и дергаться, как паяц на ниточках, в этом шумном, хвастливом, примитивном кинобизнесе…» Он приоткрыл глаза, увидел нарочито инертного Дани, идущего по проходу, закрыл глаза и улыбнулся: «Пусть делают, что хотят. И она пусть думает, что я ничего не знаю. Мне уже сорок пять, сыграю с ними последнюю партию и уйду на покой. Всё брошу, и кино тоже, напишу мемуары… Нет, лучше шпионский роман… Немножко, конечно, жалко. Веселая игра. Да и Мирке придется рассказать… Или не надо? Пожалуй, не надо. Напишу роман… или все-таки — мемуары… Так это же почти одно и то же, и придумывать ничего не надо. Чем проще и правдивее, тем меньше вероятности, что поверят… Посплю, пожалуй. Как прилечу, сразу съемки, потом эти развеселые моссадовские игры, а ведь ещё…Стоп! Об этом даже думать не смей!» — дорогостоящий актер рассмеялся совсем по-детски, заснул, как по команде, и проспал до приземления. Выйдя из сравнительно небольшого аэропорта, он нарочито усталой походкой пошел к стоянке такси. Дани никто не встречал и он довольно быстро испарился. Зато появились два среднего возраста крепыша, явно из другой команды, чем Дани. Пико присел на скамейку «завязать шнурки» и неторопливо огляделся. Крепыши разделились: один из них сел в микролитражку, которая почему-то стояла в ряду такси, второй сделал вид, что безуспешно что-то ищет. Потом сделал вид «наконец-то нашел» и бодрым шагом направился к мусорному бачку недалеко от скамейки, где Пико завязывал шнурки, и что-то выбросил. Пико перешел на другую сторону и жестом пригласил таксиста. Тот понял, развернул свой мерседес, подъехал. Пико очень медленно для постороннего глаза, но на самом деле достаточно быстро — всё-таки актер — сел в машину. А когда такси отъехало метров на 50, Пико вдруг сделал жест «забыл!» Машина остановилась, Пико немного повозился в багажнике, поднял голову и открыто рассмеялся — а чего ему бояться! — второй крепыш только что захлопнул дверь микролитражки, машина круто развернулась и теперь пришлось ехать вперед. Пико вернулся в такси и сказал шоферу «гони!» Спустя несколько минут уже на автобане актер посмотрел назад. Ну конечно, «погоня»: крепыши прыгали и скакали на автомобильчике, не рассчитанном на такую езду. Пико посмотрел на часы, ахнул и попросил: «Нельзя ли побыстрее?» Высокий молчаливый шофер с огромными крестьянскими руками молча кивнул головой и прибавил. Микролитражка испарилась.