Военные мемуары. Единство. 1942-1944 - Шарль де Голль

Я, естественно, был за прямые наступательные операции в Европе, предпринятые из Великобритании. Никакая иная операция не могла решить дело. К тому же для Франции лучшим вариантом явится тот, который поможет положить конец испытаниям оккупации и ускорит национальное объединение, иными словами, перенести битву на территорию метрополии. Конечно, Виши продолжало бы признавать власть немцев. Но вишисты при этом потеряли бы остатки доверия. Конечно, захватчик оккупировал бы свободную зону, но зато положение стало бы недвусмысленно ясным и африканская армия, а возможно, и флот, возобновили бы борьбу, тогда как в самой Франции многие перешли бы на сторону Сопротивления. Возникла бы возможность объединить в единую центральную власть различные французские учреждения, воспрепятствовать перевороту внутри страны и обеспечить за ее пределами авторитетное представительство французских интересов. Все это, конечно, при условии, что силы союзников не будут сброшены в море.

При обмене мнениями с Черчиллем, Иденом, Вайнантом, Маршаллом и другими я примерно подсчитал, какие силы, по моему мнению, необходимы для осуществления высадки. «Немцы, — заявлял я в устной и в письменной форме, располагают во Франции, согласно данным нашей сети, примерно 25, 26 или 27 дивизиями — число это меняется в различные периоды. Еще примерно 15 дивизий они могут набрать в Германии. Таким образом, к началу операции союзникам придется иметь дело примерно с 40 дивизиями противника. Учитывая неопытность большой части английской и американской армии и преимущества врага, который имеет возможность укрепить занимаемую им территорию, необходимо иметь для начала по меньшей мере 50 дивизий, в том числе 6 или 7 танковых. Кроме того, необходимо обеспечить подавляющее превосходство в воздухе. Если наступление развернется в течение нынешней осени, немцы, чьи главные силы будут тогда втянуты в борьбу на русском фронте, смогут лишь с большим трудом перебросить оттуда некоторые части. Сверх того, взаимодействие союзной авиации и французского Сопротивления на вражески коммуникациях, согласно „плану Грюн“, выработанному Сражающейся Францией, будет серьезно затруднять переброску немецких резервов и снаряжения на французской территории».

Я заявил союзным руководителям, что мы, свободные французы, можем выставить в качестве авангарда одну дивизию, переброшенную с Востока, одну сводную бригаду из Экваториальной Африки, команды десантников и парашютистов, четыре авиагруппы, все военные и грузовые суда, находящиеся в нашем распоряжении. Я лично уже в начале июля дал указания держать наготове все эти силы на случай возможной их переброски. Кроме того, я предвидел, что когда будет создано предмостное укрепление во Франции, наши силы могут быть пополнены там за счет ресурсов небольшого клочка освобожденной территории. Я считал вероятным, что 8 дивизий и 15 авиагрупп, которые предстоит сформировать в Северной и Западной Африке, а также немалое число судов, пребывающих в вынужденном бездействии в Тулоне, Александрии, Бизерте, Касабланке, Дакаре, Фор-де-Франсе, смогут и захотят после нескольких недель, необходимых для восстановления их боеспособности, принять участие во второй высадке, которая должна быть осуществлена на французском побережье Средиземного моря и в Италии. Наконец, по мере продвижения союзников по французской территории будет сформирован третий эшелон французских войск, ядро которого составят части тайной армии. 21 июля я обратился к Черчиллю и генералу Маршаллу с нотой, доведенной до сведения Москвы, относительно военного вклада, который Франция способна будет внести на последующих этапах борьбы, и уточнил, какое количество оружия и военного снаряжения я прошу у союзника.

Между тем вскоре стало ясно, что англичане и американцы в нынешнем году не рискнут осуществить высадку во Франции. Они нацелились на Северную Африку, исключив, однако, наше участие в этих операциях. Множество бесспорных фактов убеждало нас в том, что американцы не желают предоставить «Свободной Франции» возможность заняться Марокко, Алжиром, Тунисом. Между тем мы вплоть до весны 1941 сохраняли там секретные связи, но с тех пор были полностью лишены непосредственного общения с этими территориями. Ни разу нашим эмиссарам не удалось попасть туда. Ни разу до нас не дошли послания оттуда, адресованные нам, в частности, полковником Брейаком в Тунисе, Люизи в Алжире, полковником Лелоном и Франком Брентано в Марокко. Было ясно, что это делается по прямому предписанию Вашингтона. Но мы кружным путем получили сведения относительно действий, которые предприняли Соединенные Штаты как в Африке, так и в Виши, в надежде обеспечить себе определенное содействие.

Нам было известно, что Роберт Мэрфи[8], генеральный консул в Алжире, был вдохновителем «специальной» деятельности, которую вело во Франции американское посольство, консульство и секретные службы. Мэрфи, человек способный и решительный, в течение долгого времени вращавшийся в светских кругах и, по-видимому, склонный верить, что Франция — это те самые люди, с которыми он встречается в салонах, организовал в Северной Африке заговор с целью помочь операциям по высадке. Он попытался также вызвать в самом Виши дворцовый переворот. В этой связи Мэрфи сначала оказал поддержку генералу де Лалоранси, который по возвращении из Парижа рассчитывал взять Сопротивление под свою эгиду, чтобы оказать нажим на Петена и вступить в правительство. «А де Голль?» — спрашивали его. «Ну что ж, мы его амнистируем». Одновременно Мэрфи подговаривал некоторых офицеров из окружения Вейгана вовлечь последнего в своего рода пронунциаменто с целью занять место Лаваля. Но поскольку Лалоранси не имел сторонников, а Вейган отказывался восстать против Петена, Мэрфи вошел в контакт с генералом Жиро[9], бежавшим из плена и жаждавшим вновь начать борьбу. Мэрфи полагал, что Жиро способен повести за собой африканскую армию, для чего ему достаточно лишь предстать перед ней собственной персоной.

Со своей стороны я старался завязать сношения с генералом Жиро. Еще в мае 1942 во время одной пресс-конференции я отозвался о нем наилучшим образом. В июне и в июле некоторые мои корреспонденты неоднократно виделись с ним и выражали надежду, что мы сможем объединиться. Этот крупный военный деятель, весьма мною уважаемый, командуя в 1940 7-й армией, не сумел тогда добиться успеха. Поставленный во главе 9-й армии, находившейся в состоянии полного расстройства, он был разгромлен противником и взят в плен, прежде чем успел что-либо сделать. Тем не менее мы полагали, что, получив возможность действовать при других обстоятельствах, он сможет взять реванш за свои неудачи. И вот такой случай представился в связи с его великолепным побегом из немецкой крепости. Его переход на сторону Сопротивления должен был стать, на мой взгляд, немаловажным событием. Так как я придавал большое значение возрождению Северной Африки в качестве силы, участвующей в войне, я думал, что Жиро сможет сыграть большую роль в привлечении этой силы, и был готов помочь ему в этом в меру моих возможностей, лишь бы он сделал это без всяких оглядок на Виши или на заграницу. После чего он совершенно закономерно возглавил бы в предстоявшей битве за освобождение воссоединенную французскую армию. Я поручил сообщить ему об открывающихся перед ним перспективах. Я надеялся, что он даст мне тот или иной ответ и секретным образом обратится к нам, чтобы воздать должное тем, кто в течение двух лет не склонял знамени перед врагом. Но ничего подобного не произошло. Все мои лестные предложения генералу Жиро были встречены полным молчанием. Но так как он был столь же многословен в своем окружении, сколь сдержан в отношении меня, я не преминул вскоре узнать, каковы его действительные настроения.