Правь, Британия! - Дафна дю Морье

— Дорогая, вероятно, учения должны быть как настоящие, чтобы произвести впечатление, — предположила Эмма. — Иначе это просто трата времени. Хорошо, что в школе сейчас каникулы и мальчишкам не надо идти на автобус, — они бы опоздали.

Мад повернулась и, неожиданно улыбнувшись, посмотрела на внучку. В улыбке ее, во взгляде сверкающих голубых глаз было сознание собственной правоты.

— Скажи Дотти, чтобы дала им на завтрак двойные порции яичницы с ветчиной. Может, им целый день не придется поесть как следует.

— Что ты, Мад, я…

— Я не шучу. Пусть лучше не выходят из дома. Не только младшие, но и Джо и Терри тоже. Не разрешай Энди лазать на крышу, пусть он поможет Сэму убрать комнату, если только белка не испугается.

— Утром там был еще и голубь, — пробормотала Эмма, чувствуя себя доносчицей.

— Да? — Мад вновь задумалась. — Интересно. Может, почтовый? У него не было записки под крылом?

— Крыло сломано. По крайней мере, волочится.

— Хм. Может, это знак…

Проблема в том, что при общении с Мад никогда невозможно понять, играет она или нет. Нынешняя ее жизнь часто представляла собой тонкую игру в воображаемое — то ли для развития фантазии у мальчишек, то ли для собственного развлечения теперь, когда кровь уже не бурлила, как в молодости, — Эмма никогда не могла этого понять. Папа говорил, что это ни то и ни другое, а просто — привычка, вроде чистки зубов по утрам: матери нужно давать в день по два представления в память о давно умерших зрителях. Если задуматься, то слова Папы жестоки, но ведь Папа — банкир, ему не до сантиментов.

— Смотри, — Мад вдруг показала на распаханное поле за оградой сада. — Какие-то люди идут с берега, похоже высадились откуда-то. Я не помню, как их там сейчас называют; раньше называли не то десантерами, не то саперами, или как-то так. Беги скорей вниз и передай мой строжайший приказ: никому, повторяю, никому, из дома не выходить. Через минуту я спущусь и проконтролирую сама, только посмотрю, куда направляются эти люди. И что бы ни случилось, не выпускайте на улицу Фолли.

Фолли — это четырнадцатилетняя сука, далматинка, слепая на один глаз и почти глухая, которая жила в кресле в углу библиотеки и редко сходила с места, за исключением походов во двор два раза в день: там она усаживалась на лужайке, пожелтевшей и засохшей от такого собачьего внимания.

Выходя, Эмма обернулась и застыла в изумлении. Бабушка права. За окном — были люди: солдаты в касках, в нелепой маскировочной форме, которую носят в войсках всех стран, веером рассыпались по полю и шагали с винтовками наперевес.

— Поняла, — сказала Эмма и засмеялась, потому что вдруг ей все показалось таким ясным, — это кино, они снимают фильм, ведут съемки на открытой местности. А те люди на холме, что возились с телефонными проводами, вовсе не солдаты, а кинооператоры. Ой, они напугают собаку!

Спрай, колли с фермы, настоящий кудесник в обращении с овцами, боялся всех громких звуков: и раскатов грома, и низко пролетающих самолетов. Он, по всей видимости, убежал из своего безопасного пристанища в усадьбе за холмом и стремглав мчался через поле перед надвигающимися солдатами. Один из них приостановился и прицелился, но не выстрелил. В это время над крышей заревел очередной вертолет, и Спрай в панике и страхе развернулся навстречу наступающему солдату и отчаянно залаял, как и полагается лаять на незваных пришельцев, — и тогда солдат выстрелил.

— Черт бы его побрал! — выкрикнула Мад. Спрай из хранителя хозяйского стада превратился в нечто изорванное и кровавое, даже и не похожее на животное. Мад положила бинокль, встала из кресла и прошла по комнате.

— Кино, говоришь? — бросила она Эмме и первой начала спускаться по лестнице.

Не может быть, с недоумением думала Эмма. Солдаты не стреляют в животных, а, наоборот, любят их, они им служат талисманом. В этот момент Эмма услышала, как Мад, еще не спустившись с лестницы, резко выкрикнула: «Сэм, подойди ко мне!» Раздался звук распахиваемой входной двери, и с верхней ступеньки лестницы Эмма увидела маленькую фигурку Сэма, бегущую через лужайку к воротам, по дорожке, через сад и дальше в поле, — Сэм видел, что произошло. Он отправился на выручку своему другу, собаке Спраю. Истерика, паника — Эмма впервые в жизни впала в такое состояние. Если эти люди стреляют в животных, то они могут стрелять и в детей.

— Сэм! — закричала она и, спотыкаясь, сбежала вниз по ступеням. — Сэм…

Затем Эмма почувствовала на своей ладони руку Мад. Успокаивающую, жесткую и прохладную.

— Не волнуйся. Они прогонят его. Тот, кто застрелил Спрая, не повторит своей ошибки. У него и так будут неприятности с командиром взвода, или кто там командует этим странным отрядом.

По щекам Эммы катились слезы. Внезапная ужасная сцена убийства собаки, собаки, которую они все знали, которая прибегала поухаживать за Фолли, когда у той случалась течка, и Сэм, сломя голову бегущий навстречу смертоносному огню, — все это не из ее привычного мира, это кошмар.

— Как ты можешь оставаться спокойной? — всхлипывала Эмма. — Как?

Она взглянула на поле за садом. Сэм уже добежал до живой изгороди, когда один из военных, приближавшихся с противоположной стороны, бросился вперед и заговорил с ним. Он положил руку Сэму на плечо. Сэм обернулся и показал на дом. Военный как будто засомневался на секунду, затем прокричал какой-то приказ стоявшим сзади и пробрался сквозь кусты. Сэм последовал за ним, и они медленно прошли по саду, направляясь к дому. Остальные продвигались по вспаханному полю — кто к лесу, кто к выпасу вдоль дороги к шоссе. Из кухни доносились громкие возбужденные голоса спорящих. В холле появилась взволнованная Дотти, за ней Терри.

— Что происходит? — выпалила она. — Мы услышали выстрел, и Сэм крикнул что-то про собаку. Но это ведь не Фолли? Сэм так бросился к дверям, что я не смогла его удержать.

— Я его из-под земли достану, — перебил Терри. — Эти парни все заполонили, посмотри только, как они шагают, вон идут по выпасу. Вот гады! Положитесь на меня, Мадам, я с ними разберусь, я…

— Ничего подобного, — сказала Мад. — Делай, что я тебе скажу. Возвращайся на кухню и жди там. Ты, Дотти, тоже. А Джо пришлите ко мне. Кто-то должен побыть с Сэмом. Произошло несчастье. Никому из детей без моего разрешения на улицу не выходить!

Терри развернулся, бормоча что-то себе под нос. Дотти заколебалась на секунду, прошептала: «Да, Мадам» — и удалилась. Мад сжала губы, как бы собираясь свистеть — сигнал опасности для тех, кто ее знал… Солдат с Сэмом пересекли сад. Вот-вот они появятся в воротах за лужайкой. Кто-то тронул Эмму за плечо. Джо. Он молчал, но глаза его смотрели на нее вопросительно. Джо уже девятнадцать, он самый старший в приемной семье Мад и самый надежный. Его открытое, честное лицо было бы красивым, если бы не неправильные черты, длинная верхняя губа и шрам у правого глаза. Он не сирота и не незаконнорожденный. Единственный ребенок в семье, Джо так и не научился читать и писать — причины такой неспособности были совсем не изучены: в то время, когда Джо пошел в школу, его родители, сами школьные учителя, не справившись с этой проблемой, эмигрировали в Австралию, оставив Джо на попечение бабушки, которая потом умерла. «Если бы не Джо, — временами поговаривала Мад, — я бы не выдержала. Кроме самой себя, я могу положиться только на него». Мад никогда не приходилось подолгу что-либо втолковывать Джо: он быстро схватывал и четко выполнял все инструкции.