Марысенька (Мария де Лагранж д'Аркиен), - Казимир Феликсович Валишевский

-- В замке Деборд. -- Прибытие в Блуа. -- Последние годы. -- Хроника Сен-Симона и истина. -- Смерть. -- Завещание.--  ГЛАВА ХII. Последнее брачное ложе   Предисловие  Кто такая Марысенька? Француженка по происхождению, она была королевой Польши, где её называли Марысенькой. Это для вас безразлично и для меня тоже, -- готов бы я был согласиться, если б её биография ограничивалась одними её личными, не совсем заурядными похождениями. Узнать, каким образом дочь бедного капитана, с плохой репутацией, стала наследницей эрцгерцогини Австрийской, как ей удалось занять один из главных европейских престолов, -- вопрос не лишенный интереса. Но в этой страничке истории есть еще о кандидатах на польский престол, каковы гр. Аниен, Кондэ, Лонгвиль, имена которых тесно связаны с этой странной личностью, вследствие оказанных и принятых ими услуг. И в числе этих лиц был не только Кондэ, но и Мазарини, и де Люнн и Великий Король. Кроме всего этого есть нечто большее, что заставило меня посвятить целый ряд статей этой "незаурядной" представительнице королевства (Correspondant 1884 -- 86 г.)  Не сравнивайте этих очерков с книгой. Что касается литературных формул и исторических взглядов, я не защитник незыблемости их.  Перед нами Собесский: не тот Собесский, уже знакомый вам, но другой, которого она сумела оценить до Вены. Этот человек всегда поступал, как герой, -- в любви так же, как и на войне, и Марысенька имела от него 16 детей. Сохранилась переписка, можно сказать, единственная в своем роде. Не было второго примера такой любви и такой корреспонденции, по крайней мере, на вершинах грандиозной карьеры и в области действительных переживаний.  -- Быть может, вы любитель документальной психологии? Так вам и книга в руки. -- Вы найдете желаемое.  Однако, я должен оговориться; в этой страничке истории вы не найдете документов в буквальном смысле этого слова, в том удручающем виде, в каком они являются в массе появляющихся книг. Стараясь изобразить личность вам мало знакомую, на сцене вам мало интересной, я счел нужным представить мой рассказ в такой форме, которая сама по себе есть ничто иное как очерк и исповедание веры.    Действительно я спрашивал себя, не идем ли мы по ложной дороге, избегая образцов, доставивших в прошлом славу историческим сочинениям, и следуя другим образцам, овладевшим нашим воображением, благодаря современному расцвету точных наук. Много ли мы выиграли от этой точности? Гораздо менее, могу вас уверить, чем мы потеряли читателей.  Я всегда считал безумным и бесплодным стремление приравнивать наше знание к точным исследованиям физики и химии. Пошлите десять человек с телескопом в Камчатку наблюдать солнечное затмение. Они вам доставят десять наблюдений совершенно однородных, с приблизительной точностью на четверть секунды и одну десятую миллиметра: на этом основываются астрономические наблюдения. Расспросите десять очевидцев уличного происшествия: на третьем показании, кучер, сбивший с ног пешехода, превратится в велосипедиста, раздавленного омнибусом.  Таким образом пишется история.  Следует ли отрицать достоверность исторических фактов? Если бы я так думал, я бы ими не занимался. Но по мне, эта достоверность получается скорее путем интуиции, чем путем изучения. Поэтому я готов повторить, что сказал о своем ремесле один великий человек в Германии: "Это скорее искусство, чем наука". Из этого я заключаю, что приемы художественного творчества, в этой области не только законны, но неизбежны. Подтверждение моих слов вы найдете в разговорах, введенных в мой рассказ. Вызывать и воссоздавать жизнь, -- вот к чему мы должны стремиться, а это сделать невозможно, придерживаясь мертвой буквы документа. Однако, не заблуждайтесь: мои диалоги очень мало напоминают диалоги Геродота и Фукидида. Начиная с малейших подробностей, характера моих героев, их слов и возражений, -- все основано на достоверных фактах. Сведения эти я почерпал из достаточно запыленных архивов. Из числа последних, можно пожалуй исключить документы, хранящееся в Шантильи, где пыли нет, благодаря надзору любезного и предупредительного архивариуса, г. Макона, которому я за это приношу свою благодарность. Из всех европейских книгохранилищ его архивы сохраняются в наилучшем порядке.  Я не предвидел, что за услуги, оказанные мне в том же архиве, мне придется выразить мою признательность на могиле. Приношу мою благодарность с тем большим чувством искреннего сожаления. Да осенит тень этого великого и дорогого человека этот труд, которому, как я полагаю, он бы не отказал в своем одобрении. Труд этот, главным образом, заимствован из истории его племени.  Я многим обязан и другим хранителям рукописей частных и общественных учреждений во Франции и заграницей, и боюсь умереть, не принеся им должного воздаяния. Я никогда не забуду насколько я обязан таким лицам, как барону Гунольштейну, Фредерику Массону, Р. Пирлингу и моему лучшему другу Юлиану де Сен-Венан. Я еще обязан многими ценными сведениями гр. Ксаверию Браницкому, настоящему владельцу замка Виланова, последнего местопребывания Яна Собесского. Но в самой Польше я нашел мало нового, благодаря целой серии изданий Краковской академией наук по поводу двухсотлетнего юбилея освобождения Вены, и этими изданиями вполне исчерпываются местные источники. По этому вопросу я участвовал в этом издании шестью томами, содержащими различные документы. Надо заметить, что доступ к местным архивам весьма затруднителен и ими не легко воспользоваться. Один из последних исследователей, г. Корзон, должен был издать свои доклады анонимно.  Я несколько стесняюсь относительно г. Корзона, весьма любезно приславшего мне несколько листов одного весьма значительного труда, который он готовит к печати, под заглавием: "Успехи и неудачи Собесского". ("Dola i Nиеdola Jana Sobиеskиеgo,