Дорога камней - Антон Карелин

Там несущиеся во весь опор бесконечные конные ряды сталкивались с широко торчащей стальной щетиной, выраставшей словно из-под земли. И повсюду, от горизонта до горизонта, над растоптанной землёй и полуобглоданным лесом пылало радужное сияние рассеивающей ауры Конклава. Высшей антимагии, которая перевела войну Седьмого Нашествия в руки полководцев и солдат. В худые руки тридцативосьмилетнего Диктатора.

Катарина коснулась языком горячей, сухой губы. Глубоко вздохнула. На бесконечно краткое мгновение ей послышались яростные, отчаянные крики, звон сталкивающейся стали и скрежет, скрежет, смертоносный вой сминаемых войск...

— Конечно, — через пару секунд более сдержанно продолжила она, — покой в конце концов установится. Система правления сменится, разбушевавшиеся реки вернутся в предназначенное русло... Но вместо Империи на месте Дэртара будет королевство. Или княжество. А вокруг него — множество других, таких же. Алчущих крови друг друга. На долгие десятилетия или даже века, пока ценой ещё большей крови кому-то снова не удастся объединить их в одно.

Принцесса снова резко повернулась к нему, устремляя в сторону Старика взгляд, способный бросить в дрожь почти любого.

— Вам нравится подобная перспектива? — почти выкрикнула она. — Неминуемая с момента вашего ухода?.. Нравится?!.

Слова Инфанты повисли в воздухе без ответа. В тишине, пронизывающей широкий, светлый кабинет с высоким куполом-потолком, каждый ощутил досаду, стекающую с её покатых плеч.

Досада Её Высочества происходила в основном из-за того, что все её очарование, вся убедительность и весь рассудочно-чувственный пыл слово за словом уходили в никуда. Старик так ни разу и не повернулся к ней лицом, сразу же после приветствия отступив к окну. Спина его живописала лишь молчание и вместе с тем смертельную усталость.

Катарина хорошо понимала, что это значит.

Он, несмотря ни на что, все же был мужчиной, и так же, как остальные, не мог не поддаться очарованию её сверкающих глаз, алеющих щёк, вздымающейся груди. Одухотворённости и сокрушающей силе, пылающей в ней. Природа была сильнее него, сильнее любого из них.

Мужчины, сильные мужчины никогда не могли устоять перед женственно-слабой Катариной, которая была сталью против железа любого из них; их собранность и воля улетучивались, развеянные очарованием светлого чуда с ураганом внутри, смытые валом искренней, неожиданно глубокой страсти, пронизывающей незабываемую, величественную стройность, нежность и красоту. Старик чувствовал то же самое. У него не было сил бороться с прекраснейшей из женщин мира.

А значит, не желая подвергать себя искушению всмотреться в её образ и увидеть там неисполнимую, умертвляю- щую своей недоступностью мечту, он предпочёл отвернуться и замереть, вслушиваясь в её слова, чтобы услышать и надлежащим образом ответить на них. Он тщательно спрятался от её горящей, пенящейся искренности плотной завесой усталости, старости и безразличия. И вся её страсть производила на его худую, кривоватую спину впечатление не большее, чем ярость котёнка на утомлённого, засыпающего пса.

Впрочем, Инфанта не собиралась останавливаться и сдаваться. В свои, по сути, десять — пятнадцать взрослых лет она уже знала о людях больше любого шестидесятилетнего. Принцесса понимала, что даже если не сейчас, то через несколько минут, часов или дней, её слова и направленная на него страсть проникнут сквозь поры воли-плаща и все равно возымеют действие.

И тогда, вспоминая их разговор и сожалея о том, что не мог, не позволил себе откликнуться на слова Принцессы так, как она того хотела, он начнёт склоняться на её сторону.

— Вы знаете, Гиллар, — после краткой паузы, полностью успокоившись, продолжила она, становясь так, чтобы её маленькое, чёткое и яркое отражение замерло на затемнённом стекле точно напротив его лица, — я уверена, нам с вами возможно идти по одному и тому же пути. В то время как Совету недоступен ни мой, ни ваш. Я не прошу вас о помощи и даже не пытаюсь изменить принятого вами решения. Зная вас, я сознаю, как это бесполезно. Присущие людям принципы мне хорошо известны и в целом понятны. — Она перевела дух и неожиданно улыбнулась. Затем опустила глаза и замерла, призывая в каждую клеточку тела холодный, стальной покой. Готовясь сказать самое главное н желая, чтобы эти слова он запомнил навсегда. Чтобы они впечатались в его разум и сердце подобно раскалённым щипцам. Зная, что не вздрогнуть от них он не сможет.

— Помните только одно, Гиллар, — медленно и тихо произнесла она, — после того, как вы собственноручно подпишете отречение и оставите столицу, чтобы насладиться покоем старости, взявшей вас за горло... кто-нибудь из особо дальновидных попытается востребовать вас. Будут ли это тупые правители Талера или прозорливые Гаральдские лорды, мне в высшей степени все равно. Потому что верно лишь одно... — полушёпот её взлетел к потолку, падая в бездонный колодец чернеющих небес, — если это случится и вы откликнитесь на их зов, я уничтожу вас.

Старик дрогнул. Дрогнул внутренне, бестелесно. Катарина неотрывно следила за тем и видела, как плечи его медленно опустились, — стена между ними внезапно рухнула, и напряжение, накопленное последними минутами молчания, теперь покинуло его... Он слышал все, что она хотела сказать. Он понял все, что должен был понять. Скорее, даже больше, — но это не особенно волновало её.

Катарина не воспринимала этого человека, как соперника или врага. За последние пять лет она успела глубоко проникнуть в него и по большей части понять силы, движущие им.

Нож, стоящий вне круга телохранителей у неё за спиной, цепко и внимательно изучал Диктатора, замершего у окна. Тот молчал, повернувшись к Инфанте спиной, рассматривая открывающиеся взгляду башни, галереи, улицы, площади, парки и дворцы. В позе его, по мнению Ножа, было что-то надломленное, особенно мгновение назад, когда напряжённые поднятые плечи застыли, словно маленький кривой горб. Словно старый воин осознал, что силы покинули его, — точно в тот момент, когда он наконец-то встретил противника, которого ждал всю жизнь. И, мысленно осознав себя, отчётливо пенял, что теперь уже слишком слаб для того, чтобы по-настоящему с ним бороться.

Насколько знал убийца, судьба этого Диктатора в действительности сложилась именно так. Он был слишком гениален даже для расчётливых вождей Седьмого Нашествия сынов Хран-Гиара, даже для адептов из клана Ушедших, что стояли у них за спиной. В свои семьдесят два он так и не встретил до сих пор никого, кто был бы ему ровней, и теперь ему предстояло уйти, так и не показав миру дарованные свыше и воспитанные жизнью возможности, так самому и не проверив, не познав их до конца.

Полководческий гений Гиллара, признаваемый всеми осведомлёнными людьми, в самом деле так и не был ни разу по-настоящему подтверждён. Седьмое Нашествие, неодолимое и смертоносное, после разгрома в шесть недель сейчас, тридцать с лишним лет спустя, почти никто не считал за угрозу достойного уровня. Быть может, Старик остался непобеждённым не потому, что был гениален. Быть может, ему просто не досталось противника сильнее; Имперская военная система сама по себе была организована настолько правильно и чётко, что победа над кочевниками была, по мнению многих, неминуема. Быть может, в большие сроки?.. С большими потерями?.. Быть может... Никто не мог бы точно ответить на этот вопрос.