Морской волк. Стирка в морской воде - Григорий Лерин

Реакцию Клина предугадать было нетрудно. Вместо того чтобы найти и примерно наказать провокатора, а я с удовольствием сам бы взялся за это дело, Клин решил на время уехать и не только из города, а вообще из страны, с континента, лишь бы увезти Наташку подальше от фона и от меня.

— Что вы пристали к фону? — возмутился я на заднем сиденье. — Вы в этом фоне если не родились, то выросли, и он определенно пошел вам на пользу.

Клин предвидел мои возражения и приготовился дать достойный отпор. Он слегка повернул подбородок в мою сторону, заорал Стасу в ухо:

— Мне все равно через месяц надо ехать в Нью-Йорк на подписание контракта. А миссис Бертон давно зовет Наталью в гости, так что мы можем приехать пораньше.

Я перебил его. В конце койцов, речь шла не столько о его дочери, сколько о моей жене.

— Насколько я помню, вы собирались нанять для поездки переводчицу. Подумайте, каких волнующих возможностей вы себя лишаете, поехав с дочерью. Кроме того, миссис Бертон приглашала Наташу и меня, про вас я что-то не припомню. Вы затеяли эту интригу с целью перехватить мою путевку в Америку?

Стас сочувственно глянул на меня в зеркало заднего вида.

— Не слушай его, Стас! — приказал Клин и полностью повернулся ко мне. — Я уже говорил с Натальей по телефону: Конечно, я хотел бы взять тебя с собой, так спокойней и ей, и мне. Но и я, и она уверены, что ты не поедешь. Тебе там будет скучно. Ведь там тебе не удастся схватиться с ЦРУ или наркомафией или устроить широкомасштабные учения по освобождению заложников. Во всяком случае, в первое время. А здесь ты будешь сидеть в своём «Мойдодыре» и ждать, когда я пришлю тебе клиентов.

— Я не вижу в этом ничего страшного, — парировал я. — Я тоже сосватал вам перспективную вдову в Нью-Йорке.

— Хватит торговаться! — снова взорвался Клин. — Я не желаю, чтобы из-за этого фона моя дочь родила какого-нибудь мутанта вроде тебя. Мы уезжаем, и — точка!

— В Америке или в России, но родит она как раз кого-то вроде меня, — сухо ответил я.

— Вот поэтому я и не хочу рисковать лишний раз, — объяснил Клин. — Говори, ты едешь или нет?

— А что Наташа? — спросил я, цепляясь за соломинку.

— Она собирается.

— Я не поеду, — сказал я.

— А что ты все-таки будешь делать, если я не позабочусь о клиентах?

— Схвачусь с наркомафией, — ответил я и замолчал, тоскливо погружаясь в раздумья о предстоящей разлуке.

— Я тебе так схвачусь! — пригрозил Клин и отвернулся.

* * *

Итак, мы снова попрощались в аэропорту. На этот раз вместе с горечью расставания присутствовал уловимый привкус недовольства. Я, конечно, был отчасти рад, что Наташка уезжает подальше от рентгенов, хотя мы могли бы поехать вместе не так далеко и надолго. С другой стороны, я не очень обрадовался, что она легко согласилась покинуть меня на неопределенный срок даже ради Америки. Поехать с ними без всяких забот и обязанностей и сидеть у Клина на хвосте столь же неопределенный срок я не согласился даже ради Наташки. Она не настаивала, но тоже была недовольна.

Крутясь ночью в непривычно пустой постели, я решил, что мы оба — эгоисты, но я — в меньшей степени, так как у меня все-таки была уважительная причина не поехать: действительно, а что я там буду делать? На том и уснул, но на следующий день, когда я сидел в кабинете «Мойдодыра», ожидая обещанных клиентов от Клина, мне явилась обнаженная, как с обложки «Плейбоя», истина. В Наташкиных действиях эгоизма не было ни грамма, то есть не больше десяти… ну пятнадцати процентов. Она поехала ради отца и ребенка! Я заерзал в кресле, прикидывая, на сколько процентов потянет моя уважительная причина; и вскоре пришел к утешительному выводу, что самый главный и отвратительный эгоист — это Клин.

Зазвонил телефон. Я инстинктивно дернулся к нему, но вовремя спохватился. Не далее как сегодня утром, я придумал для Ленки классную дополнительную услугу: отвечать на звонки, выяснять первичную информацию и докладывать мне. Она безоговорочно согласилась, но, видимо, плохо запомнила процедуру, потому что с похоронным видом появилась в дверях и объявила:

— Телефон, шеф. Возьмите трубку, шеф.

Я открыл было рот, чтобы повторить все, что сказал утром, но передумал и последовал Ленкиному совету. Звонил Чарик.

— Привет, Виктор! — с легкой хрипотцой сказал он.

— Привет, Чарик! — обрадовался я. — Как здоровье, дорогой? Приехал бы, что ли, навестить задушенного тоской друга.

— Не могу, дорогой, дела, — отозвался Чарик.

— Тогда хоть дядю Автодела с коньяком пришли.

— Дядя Автандил уехал уже, — грустно сказал Чарик, — а вот дядя Теймур к тебе поехал, в «Мойдодыр» прямо. Ты вот, Виктор, нехорошо: над пожилым человеком смеёшься.

Упрек прозвучал серьёзно.

— Ну извини, Чарик, не буду больше…

— Не извиняйся, Виктор, а слушай. У меня к тебе просьба есть. Это про дядю Теймура.

— Слушаю, Чарик, — удивился я. — С уважением слушаю.

— Он к тебе, Виктор, по делу поехал. Ему Лыза про тебя такого нарассказывала, хоть фильм снимай. Вот он и поехал. А коньяк тоже взял.

— А что за дело, Чарик? — спросил я осторожно.

— Пусть он тебе сам скажет, Виктор. Я вот только попросить хочу, чтоб ты не смеялся. Он человек пожилой, наивный немного. Ты его выслушай внимательно, я тебя как брата прошу. Потом придумаешь что-нибудь и откажешься. Делать-то не надо ничего, только слушать.

— Да хорошо, хорошо, Чарик! Несобираюсь я над его коньяком смеяться. А над самим пожилым дядей — тем более. Посидим, поговорим — нет проблем. Что там, в общих чертах-то?

— Любовь у него, Виктор. Только не к женщине, понимаешь, дорогой… Вот ему и мерещится всякое. Возраст такой, чувствительный… Пусть он тебе сам расскажет, Виктор, а то тебе неинтересно будет.

— Понимаю, Чарик, — протянул я. — Любовь-то не ко мне, надеюсь? У меня ведь тоже возраст, знаешь ли…

Чарик напряженно замолчал. Потом сказал:

— Я тебя один раз просил, Виктор. Не обижай дядю Теймура — меня обидишь.

И положил трубку.

Можно даже подумать, что бросил.

Ну ничего себе! А что я такого сказал? Ну вроде бы пошутил немного — ясное дело, не в меня влюбился чувствительный дядя Теймур, хотя едет именно ко мне и с коньяком. Чарик сам хорош — мог бы и намекнуть самую малость. Впрочем, если не к женщине любовь, то вариантов остается немного, если не один-единственный. Н-н-да… ситуация. Что ж, буду просто сидеть и слушать, коли Чарик попросил. У них там, конечно, человек человеку — родственник, а у нас это неприличным словом называется…

— К вам клиент, шеф!

Дядя Теймур был без цветов и галстука, но в кожаной шляпе и с «дипломатом» в руке. В отличие от меня, смущения он никакого не испытывал и улыбался во весь фарфоровый с позолотой рот.