Границы бесконечности - Лоис МакМастер Буджолд

Выпрямившись, он осмотрел себя в зеркале. Темные волосы еще не отрасли после стрижки к церемонии выпуска. Бледное лицо с резкими чертами, мешков под глазами почти не видно, да и сами глаза почти не покраснели – увы, недостаточная выносливость к спиртному заставила Майлза прекратить празднование задолго до того, как оно могло бы серьезно отразиться на его внешности.

В голове молодого человека еще звучали отголоски выпускной церемонии, и он радостно ухмыльнулся. Вот и он начал свою карьеру, крепко уцепился за первую перекладину самой высокой на Барраяре служебной лестницы – Имперской службы. Там не было поблажек даже для сыновей старейших форов – ты получаешь только то, что заслужил. Пусть посторонние сомневаются, но собратья-офицеры это знают точно. Наконец-то Майлз сможет показать всем сомневающимся, чего он стоит. Вперед и вверх, без оглядки на прошлое!

Но сейчас еще предстояло бросить последний взгляд назад. Так же тщательно, как он только что одевался, Майлз собрал все необходимое. Белые матерчатые нашивки кадета академии. Каллиграфическая копия его нового офицерского патента, заказанная специально для этой цели. Копия зачетной ведомости за все три года академии со всеми похвальными отзывами и выговорами. В это утро нет смысла кривить душой. На первом этаже в шкафу Майлз нашел медную курильницу и треножник, бережно завернутые в ткань, и пластиковый пакет с сухой корой можжевельника. Так, теперь химические зажигательные палочки.

Он выскользнул из дома через черный ход и пошел наверх по холму. Вскоре тропинка раздвоилась: правая шла к павильону на вершине холма, левая – вдоль склона к окруженной невысокой оградой площадке. Майлз толкнул калитку.

– Доброе утро, сумасшедшие предки! – крикнул он, потом посерьезнел.

Пройдя между могилами, Майлз нашел ту, которая была ему нужна, опустился на колени и установил треножник с курильницей. На надгробии было высечено только «Генерал граф Петер Форкосиган» – и даты. Если бы камнерезы попытались записать все его награды и подвиги, им пришлось бы перейти на микрошрифт.

Майлз уложил в курильницу кору, выстраданные тяжким трудом бумаги, нашивки кадета и прядь своих темных волос, сбереженную после последней стрижки. Он поджег все это и, усевшись на пятки, стал смотреть на пламя. В течение долгих лет он сотни раз представлял себе эту минуту во множестве вариантов – начиная от торжественных речей до танца нагишом на могиле старика. Кончилось тем, что он выбрал традиционную церемонию, без всяких выкрутасов. Все между ними двоими, и никого постороннего.

– Ну вот, дедушка, – провозгласил наконец Майлз, – вот мы и здесь. Теперь ты доволен?

Позади остались суматоха выпускных церемоний, сумасшедшие усилия последних трех лет, нервотрепка и боль… Они вели к этой минуте – но могила молчала, не сказала ему: «Молодец. Теперь можешь успокоиться». Пепел не составил букв послания, в поднимающемся к небу дыме не возникли видения. Огонь очень быстро догорел. Наверное, слишком мало топлива.

Окруженный солнечным светом и тишиной, Майлз встал и отряхнул колени. Так чего же он ждал? Аплодисментов? Почему он оказался здесь? Он осуществляет мечты мертвого старика… Кому вообще нужна эта Служба? Деду? Ему самому? Чахлому императору Грегору? Да какая разница?

– Ну, старик, – прошептал Майлз, а потом вдруг крикнул: – Ты наконец доволен?

Над кладбищем разнеслось эхо.

За спиной у него кто-то откашлялся. Майлз подпрыгнул как ошпаренный и обернулся. Сердце у него бешено колотилось.

– Э-э… милорд? – осторожно проговорил Пим. – Извините, я не хотел мешать… Но граф, ваш отец, просят вас прийти в верхний павильон.

Лицо слуги оставалось совершенно невозмутимым. Майлз сглотнул, выжидая, когда поблекнет яркая краска, залившая его щеки.

– Хорошо. – Он пожал плечами. – Огонь почти догорел. Я попозже все приберу. Не… разрешай никому к этому прикасаться.

Он прошествовал мимо Пима и не стал оборачиваться.

Павильон был легкой постройкой из старого серебристого дерева, открытой со всех четырех сторон. С запада тянул ветерок, и Майлз подумал, что после полудня можно будет покататься на яхте. Осталось только десять дней драгоценного отпуска, а ему так много всего хотелось – в том числе съездить в Форбарр-Султан с кузеном Айвеном, чтобы выбрать новый легкий флайер. А потом он получит свое первое назначение. Он с трудом справился с искушением попросить отца сделать так, чтобы это обязательно было направлением на корабль. Конечно, Майлз с благодарностью примет любое назначение, какое пошлет ему судьба – таковы правила игры, и он постарается выиграть с любыми доставшимися ему картами.

В павильоне было сумрачно и прохладно. Здесь стояли удобные старые кресла и столы, на одном из которых виднелись остатки обильного завтрака. Майлз заприметил два одиноких пончика на полном крошек подносе и уже мысленно предназначил их для собственного употребления. Мать как раз допивала последнюю чашку чая. Она улыбнулась сыну через стол.

Отец, одетый в рубашку с открытым воротом и шорты, уже позавтракал и перебрался в потрепанное кресло. Эйрел Форкосиган был коренастым седовласым мужчиной с тяжелым подбородком, густыми бровями и шрамом на нижней челюсти. Такое лицо очень удобно для недоброго шаржа – Майлз повидал немало таких карикатур в печати оппозиции и в памфлетах противников Барраяра. Достаточно было изменить только одну деталь – сделать тусклыми эти яркие проницательные глаза, – и получалась типичная пародия на военного диктатора.

«Как сильно не дает ему покоя дед? – гадал Майлз. – Внешне почти ничего не заметно. Но в конце концов это и не должно быть заметно. Адмирал Эйрел Форкосиган, непревзойденный стратег космического боя, покоритель Комарры, герой Эскобара, в течение шестнадцати лет был регентом империи и верховным властителем Барраяра, хотя и не носил императорского титула. А потом нарушил все предсказания и снискал себе неувядаемую славу, добровольно передав власть достигшему совершеннолетия императору Грегору. Так что жизнь адмирала Эйрела затмевала даже достижения генерала Петера…»

И с чем теперь остался младший лейтенант Майлз? С двумя двойками и джокером. Надо или сдаваться, или блефовать по-черному…

Горянка сидела на низенькой скамеечке, держа в руке недоеденный пончик. Утратив дар речи, она уставилась на Майлза во всем его великолепии. Когда молодой человек поймал ее взгляд, губы женщины сжались, а глаза вспыхнули. Выражение ее лица показалось ему каким-то странным. Что это – гнев, радость, смущение, ликование или какая-то непонятная смесь всех этих чувств? «За кого ты меня приняла, женщина?»

Поскольку Майлз был в мундире, он встал перед отцом навытяжку.

– Сэр?

Граф Форкосиган обратился к женщине:

– Это мой сын. Если я пошлю его в качестве моего Голоса, тебя это удовлетворит?

– Ох, – выдохнула она и тут же расплылась в непонятной яростной улыбке. – О да, милорд!

– Прекрасно! Пусть будет так!