Воспитание воли - Жюль Пэйо

...Raton avecsapatte,

D’une maniere delicate,

Ecarte un peu la cendre et retire les doigts;

Puis les reporte a plusieurs fois;

Tire un marron, puis deux, et puis troisen escroque...’.

Действительно, это такая работа, которую можно делать без конца с какими угодно перерывами. Ум постоянно опирается на готовые тексты, ему не приходится создавать, и он может работать с успехом даже тогда, когда острие его проницательности уже притупилось. Время, конечно, не замедлит подтвердить предсказания Ренана относительно науки как продукта чистой эрудиции. Такая наука не имеет будущности. Ее выводы слишком преждевременны, слишком спорны; к тому же через каких-нибудь пятьдесят лет двадцать тысяч томов, поступающих ежегодно в национальную библиотеку, не считая газет и других периодических изданий, увеличат на миллион томов цифру существующих книг. Миллион томов! Если принять среднюю толщину каждого тома в два сантиметра, выйдет кипа книг в четыре раза выше Монблана. Не очевидно ли, что по мере того, как история будет освобождаться от имен собственных и все больше и больше останавливаться на крупных социальных явлениях, все еще весьма гипотетичных в своих причинах и следствиях, чистая эрудиция, задавленная чудовищной грудой накопившихся материалов, будет терять свой авторитет для мыслящих умов? Чем дальше, тем меньше на труд накопления фактов будут смотреть как на труд. В конце концов эта кропотливая черная работа получит свое настоящее имя черной работы. Трудом будут называть исключительно работу мысли, удаление ненужных подробностей, ту концентрацию умственных сил, какую создает высшее усилие мысли. В самом деле, создавать — значит доискиваться сущности явления, уметь обрисовать его в главных, выдающихся чертах и дать ему полное освещение, «Побочные», ненужные подробности только искажают истину и на опытный глаз показывают лишь то, что в чистое русло энергичного и сильного ума просочились мутные струйки присущей нам основной неискоренимой лени.

К сожалению, нельзя не сказать, что вся наша система преподавания построена так, что только усугубляет эту основную умственную лень. Программы средних учебных заведений как будто задаются целью делать из учащихся то, что мы назвали разбросанным типом. Несчастным юношам приходится поглощать такую массу разнородного материала, что они поневоле должны хватать вершки, не имея возможности проникать до сути вещей. Где же молодому человеку додуматься, что наша современная система среднего образования нелепа с начала до конца? А между тем она убивает в учащихся дух инициативы и всякое поползновение на добросовестность в труде.

Несколько лет тому назад наша артиллерия была очень слаба; теперь ее силы удесятерились. А отчего? Оттого, что прежде снаряд, ударившись о препятствие, тут же и разрывался, не нанося большого вреда. Теперь же, благодаря изобретению детонатора, снаряд продолжает подвигаться вперед еще несколько секунд после удара: он проникает вглубь и, стиснутый со всех сторон, разрывается внутри препятствия и разносит его на куски. В нашем современном воспитании ум учащегося юношества забыли снабдить детонатором. Приобретенным познаниям никогда не дают проникнуть в глубину. «Ты хочешь остановиться? Вперед! Вперед!» — «Но я не усвоил еще хорошенько прочитанного: впечатления, мысли, которые вызвала во мне эта книга, едва только начали укладываться в моем уме...» «Вперед! Вперед! Как новый вечный жид, ты должен идти без конца, никогда не отдыхая; ты должен пройти математику, физику, химию, зоологию, ботанику, геологию, историю всех народов, географию пяти частей света, два живых языка, несколько литератур, психологию, логику, этику, метафизику, историю философских систем... Вперед, все вперед, прямой дорогой к посредственности! Выноси из своего лицея или гимназии привычку судить обо всем поверхностно, не углубляясь в суть дела».

Эта головоломная скачка не прекратится и в университете, а для большинства студентов даже еще ускорится.

Прибавьте к этому условия современной жизни; благодаря этим условиям наша внутренняя жизнь свелась почти на нет, а умственная разбросанность достигла той грани, дальше которой едва ли может идти. Легкость сообщений, путешествия, частые переезды с места на место морем и сушей развлекают нашу мысль. Становится почти некогда даже читать. Жизнь полна впечатлений и в то же время пуста. Искусственное умственное возбуждение, которое дает нам газета, легкость, с какою занимают наше внимание всевозможные известия со всех концов света, делают то, что для большинства из нас прочесть книгу представляется делом неинтересным и скучным.

И как бороться с умственной разбросанностью, которую порождает среда, когда ничто в нашем воспитании не дает нам подготовки для этой борьбы? Не ужасно ли, что такое капитальное дело, как воспитание воли, нигде не предпринимается смело, сознательно? Все, что ни делается в этом направлении, делается в виду какой-нибудь побочной цели: мы заботимся только о том, чтобы наполнить, загромоздить ум; волю же воспитываем лишь в той мере, в какой она нужна для умственного труда —да что я говорю, воспитываем’. — не воспитываем, а возбуждаем ее — вот и все. Мы думаем только о настоящем. Сегодня у нас целая система репрессивных и понудительных мер: порицание учителя, насмешки товарищей, наказания — с одной стороны; похвалы и награды — с другой. Завтра — ничего, кроме отдаленной, неясной перспективы экзамена на кандидата прав, на доктора медицины, а эту трудность преодолевают самые ленивые. На воспитание воли смотрят так: вывезет кривая — хорошо, а нет — не беда. А между тем, что же, если не энергия, делает человека вполне человеком? Разве самые блестящие духовные дары не остаются без нее мертвыми, бесплодными? И не она ли была главным двигателем во всем, что сделал человек великого и прекрасного?

Странная вещь! Каждый говорит себе мысленно то, что говорим мы на этих страницах. Все страдают от этой несоразмерности усиленной культуры ума со слабостью воли. Но до сих пор не появилось ни одной книги, которая научила бы нас воспитывать волю. Мы не умеем сами взяться за дело, которого наши наставники не наметили нам даже в общих чертах: мы не знаем, как к нему приступиться. Выберите наудачу десять человек студентов из заведомых лентяев и поговорите с ними; вот, в коротких словах, что они нам скажут: «Прежде, в лицее, учителя задавали уроки, наш день был распределен по часам, в каждую данную минуту не знали, что нам делать. Порядок занятий был точный, определенный: выучить такую-то главу из истории, такую-то геометрическую теорему, решить такую-то задачу, перевести такой-то отрывок. Кроме того, там нам помогали, нас поощряли или школили, соревнование поддерживалось рьяно и искусно. Теперь совсем не то. Никакой определенной урочной работы. Мы