Подруга особого назначения - Татьяна Устинова

— Ты просто начиталась детективов, дорогая, — сама себесказала Варвара. Просто так сказала, чтобы послушать, как это прозвучит.Прозвучало неубедительно.

«Фантазерка, — говорила про нее бабушка Настя снеодобрением, — вечно в облаках витает! Что за девка! Беда с ней».

Впрочем, Варвара не знала никого, о ком бабушка отзываласьбы с одобрением. Варвара была «фантазерка», отец «куркуль», мама «заноза»,соседка «Кабаниха», ее сын «бандит», хотя розовый, очкастый, толстый Димка набандита тянул так же, как сама Варвара на «Мисс Вселенная».

Димка ухаживал за ней когда-то, и его неловкое сопение ивлажные пальцы, которыми он стискивал Варварину ладошку, были самымиромантичными воспоминаниями в ее жизни.

Ну и ладно. Ну и наплевать. Подумаешь.

Или вот Татьяна, лучшая подруга. Вышла замуж в двадцать лети — ясное дело — по безумной любви. Некоторое время любовь продолжала бытьбезумной, потом стала обыкновенной, потом не стало никакой. Осталась толькоморока с опостылевшим, никуда не годным мужиком, который, как назло, за этовремя стал «своим и родным», и бросить его на произвол судьбы у добросердечнойподруги не хватало совести. Сидел он на шее у нее и родителей, очень удобносидел, свесив ножки и помахивая кнутиком, ничего не делал, ни о чем незаботился, не печалился ни о чем — почти десять лет. Татьяна превратилась впожилую бабищу пятьдесят восьмого размера — Варвара сочувствовала ей снекоторым жалостливым женским высокомерием, ибо сама носила всего толькопятьдесят четвертый, — стала раздражительной, визгливой, волосы накручивала набигуди, короткие ногти красила ярко-алым лаком, ссорилась с родителями иобожала сына Ваську, который от мамашиного обожания совсем одичал и пересталправильно соотносить себя с окружающим миром.

Вот вам и романтическое чувство, уважаемая ВарвараАндреевна. Такого хотите? Вы-то посиживаете себе в кресле в любимом халате,чаек потягиваете, думаете о высоком, жалеете свои пятьсот рублей, а Танька,небось, одной рукой картошку жарит, другой пол метет, одним глазом урокипроверяет, другим кучу белья окидывает — когда гладить, уже сегодня или еще дозавтра полежит.

Хорошо хоть «родного» в прошлом году она все же выставилавон — как в комедии. Пришла под Новый год домой пораньше, три сумочки принесла,с индейкой, мандаринами и подарками, а «родной» посреди комнаты в одних трусахмечется, а барышня на балконе без лифчика — и метель, метель, и барышнинобарахлишко неубедительной кучкой!..

Танька как принялась хохотать, так и хохотала до самогосуда, и в суде хохотала, и судья вместе с ней. Развели их за пять минут.

«Пять минут, пять минут, бой часов раздастся вскоре…» Ичто-то там такое про ссору.

Девять лет непрерывного ежедневного изматывающего счастья —у Татьяны невралгия и зарождающаяся язва желудка, у бывшего «родного» пивноепузо, одышка и «сердечко шалит», Васька среди ночи просыпается и плачет,боится, что родители начнут орать друг на друга, — а потом пять минут, и жизнь«с чистого листа», как говорили раньше в телепередачах про писателей.

Нет, уважаемая Варвара Андреевна, вы спасибо скажитеангелу-хранителю вашему, что вас все это миновало. Немножко жалко, конечно, чтоникогда и ни в кого не была влюблена, и что сына нет — уж она, Варвара, ни зачто не допустила бы, чтобы он ревел по ночам! — и сердце ни от чего незамирает, и давешний нахальный водитель подумал, что она бабка, а ей дотридцати еще целый год, полтора даже!

А Петра Борисовича со странной фамилией Лиго все-таки убили.Варвара была уверена, что его убили, как только шеф вышел за дверь кабинета.Кто-то следил за ними, пока они разговаривали, и как только шеф вышел,прикончил Петра Борисовича.

Зачем? Кто он такой, этот Петр Борисович? Что за дела у нихс шефом? Почему он никогда не сидел в приемной, проходил, ни на кого не глядя,и с шефом говорил как будто немного свысока, как если бы шеф был жокеем, а ПетрБорисович — владельцем породистого рысака.

«Ты можешь думать о себе все что угодно, но лошадь все равномоя», — примерно так выглядел Петр Борисович, когда говорил с шефом. Впрочем,говорил в основном шеф, а Лиго слушал.

И сегодня его убили. До смерти, как выразиласьвпечатлительная Люда Галкина.

Варвара протяжно вздохнула, стряхнула с отворотов халатавчерашние сухарные крошки, застрявшие в махровых остатках звезд и облаков, изашлепала на кухню, ставить чайник. Жалко, что все сухари вчера же и кончились.

Она не станет жалеть о сухарях. Она и так толстая. ВикаГорина, небось, не ест по вечерам сухари, да еще с изюмом, да еще с сахаром, иона, Варвара, не станет.

Сухаря, твердого, ванильного, пахнущего сдобой, с изюмом икрупными крупинками коричневого сахара, хотелось уже почти невыносимо.

Может, в булочную спуститься, за кексиком или за мороженым?Сухарей у них все равно нет.

Она ни за что не пойдет! Вика Горина, к примеру…

Варвара выключила воду, на кухне вдруг стало пронзительнотихо, и оказалось, что заливается звонок у входной двери.

Ни с того ни с сего Варвара перепугалась и уронила чайник враковину. Чайник загрохотал, вода широко плеснулась, залила линолеум и халатспереди, где облака и звезды были уж совсем ни на что не похожи.

Входная дверь вздрогнула, как будто в нее ломился кабан.

Ноги отнялись, и живот, на который пролилась вода,заледенел.

— Варвара!!! — протрубил из-за двери кабан. — Открывайдавай!

Уф-ф, господи!..

Варвара перевела дух и потрусила в прихожую, похожую на шкафиз гарнитура «Хельга».

— Хоть бы позвонила!.. — в сердцах выговорила она,распахивая дверь.

— Да чего звонить-то! — пропыхтела Татьяна, протискиваясьмимо, — я и так знаю, что ты дома!

— Откуда?

— От верблюда. Где тебе еще быть, если не дома?

— Это точно, — вздохнула Варвара, подсовывая подруге тапки,— а ты почему не дома? Или все белье перегладила?

— Ничего я не гладила, — устало сказала Татьяна. В левойотставленной руке она держала ботинки, а правой взбивала на темени кудри,приплюснутые шапкой. — У меня неожиданно получились каникулы.

— Какие каникулы, разве у Васи…

— Васю родители увезли в дом отдыха под Солнечногорск. Начетыре дня. Я теперь свободна и независима, как бывшая братская Украина. Япривезла сырокопченой колбаски и тортик.

— Какой еще тортик!..

— Маленький, — заискивающе проблеяла Татьяна, — ничего снами не будет от маленького тортика! А? Ничего не будет?