История Золушки - Макс Мах

спрашивайте! – отмахнулся полковник. – Велено не приставать. Я… Но это, Кира Дмитриевна, строго между нами. Я его трижды к наградам представлял, и есть за что, вы уж поверьте! Но… Такое впечатление, словно поручика и вовсе не существует. Представления уходят наверх и растворяются в нетях. А он… Он даже нашивок за ранения, если обратили внимание, не носит. Только вот, слышал я от одного заслуживающего доверие человека, что видел он нашего Львова еще в первый год войны, во время битвы за Атлантику. И носил тогда Львов будто бы морскую форму. Звания его мой собеседник не запомнил, но колодок орденских видел много. Вот, собственно, и все. А мой совет прост, Кира Дмитриевна: не ворошите угли, как бы не полыхнуло!

* * *

Амелина ушла, а Сиротин еще некоторое время просто сидел за столом и смотрел на закрывшуюся за штабс-капитаном дверь. Попыхивал зажженной папиросой, думал, «примеривал» так и эдак, но выходило не очень. Куда ни кинь, как говорится, всюду клин.

Женщина в мужской компании не то чтобы лишняя – хотя белая ворона везде не своя по определению, – но все-таки она скорее мешает нормальной жизнедеятельности однородного по своему составу коллектива, чем наоборот. Раздражает, выбивается из ряда, не говоря уже о прочем. Воинская же часть в этом смысле едва ли не худшее место для таких вот гендерных[5] экспериментов. Тут ведь вся тонкость заключена в статусе военнослужащих и, конечно, в субординации. В авиационном полку, на аэродромах и в главной базе служит довольно много женщин, и они по большому счету никому не мешают, даже если создают командованию некоторые проблемы, имея в виду снабжение и дисциплину. Статус у них не тот, чтобы мешать, да и с точки зрения субординации никого не раздражают.

Поварихи, уборщицы, официантки и буфетчицы – все как одна вольнонаемные. Оружейники, мотористы и прочие технари, среди которых женщины хоть и попадаются, но погоды не делают – обычно унтера. Радистки и телефонистки – рядовые. А офицеры – это уже или медики – врачи, фельдшера и старшие сестры – или синоптики. Тоже, конечно, не сахар, но вполне себе встраиваются в систему. Женщины же пилоты, если говорить о военной авиации в целом – большая редкость, но даже те, кто есть, в своем большинстве служат в транспортной авиации и на фронтовые аэродромы, если и прилетают, то ненадолго, исключительно по делам. Принял груз или сдал, и ариведерчи. А вот летчики-истребители, да еще и обер-офицеры – это, насколько знал Сиротин, настоящая невидаль. На всю армию таких едва ли наберется чуть больше дюжины. Из-за них, собственно, и был издан указ от седьмого сентября. И вот теперь одна из этих кавалерист-девиц будет служить под началом Сиротина, да еще и в должности командира эскадрильи. То есть на аэродроме «Озеро Гаардс» – самой дальней базе полка – женщина станет царем и богом, да еще и воинским начальником. Та еще головная боль для командования.

Правду сказать, Амелина Сиротину понравилась. Была бы мужиком, цены бы ей не было. Спокойная женщина, выдержанная. Умная и себе цену знает. Знает, судя по всему, и то, что нравится мужчинам, но пользоваться этим, как донесли полковнику знающие ее лично люди, не желает, и это говорит в ее пользу, ибо, если назвалась груздем, так изволь соответствовать. Ну, она, судя по рассказам, к этому и стремится. Хочет, чтобы воспринимали ее первым делом не как женщину, а как боевого офицера. А это при ее внешности совсем непросто, не станешь же кричать на каждом углу, что ты, мол, ас, герой и все прочее в том же духе. Так что, понятное дело, временами ей приходится туго, но крест свой, как передают, несет с честью и зря не ропщет. За что ей полагается отдельное «спасибо».

Разумеется, Сиротин с ее послужным списком ознакомился заранее, да и поговорил о ней кое с кем в штабе корпуса. Имелись у него старые знакомцы на самых разных должностях. Кто давно служит, не может не обзавестись, если, конечно, не трус, не дурак и не подлец. Сиротин ни под одно из этих определений не подходил и потому мог иногда рассчитывать на конфиденциальную откровенность первого офицера генерального штаба в штабе корпуса[6], с которым учился в одно время на командном факультете Академии. Так что расспрашивал он Амелину, скорее, из любопытства, чем из необходимости: интересно было, как и что она ответит на тот или иной вопрос. Такие нюансы дорогого стоят, потому как характеризуют человека не хуже сухих фактов биографии. А биография у штабскапитана была совсем непростая.

Старообрядцев в империи как невзлюбили еще при царе Алексее Михайловиче, так не особо жалуют и до сих пор, хотя и не мордуют, как бывало в прежние времена. Но этот момент – происхождение и родственные связи, – был особо отмечен в личном деле Амелиной. Хотя, с другой стороны, было известно и то, каким образом Кира Дмитриевна поступила в Качинское училище. Этот вопрос в личном деле штабс-капитана отражен не был, но до Сиротина довели достоверный рассказ о том, кем и в каких обстоятельствах принималось решение, и почему при открытом противодействии больших армейских чинов Амелину все-таки приняли в Севастопольскую офицерскую школу авиации.

А ларчик между тем открывался просто. В Качу захотела поступить дочь графа Скавронского Ольга. Небесталанный пилот, между прочим, но ко всему еще и родня – пусть и дальняя – государю императору. Ну, самодержец и разрешил, но тут вмешались блюстители нравственности в лице великих княжон и прочих придворных дам: невместно, мол, девице из хорошей фамилии в одиночестве находиться среди такого количества половозрелых курсантов. И тогда к Скавронской подверстали давно тыкавшихся носом в закрытые двери Киру Амелину и Клавдию Неверову. Вот эта троица и держала потом «в тонусе» всю авиационную школу. Однако учились девки прилежно и летали хорошо, потому и выпустились все трое в первой десятке по результатам обучения.

На этом, собственно, все должно было закончиться, поскольку о службе в армии не могло идти и речи. В Российской империи такого – имея в виду женщин пилотов – никогда не было и не предполагалось. Но Неверова и Амелина спутали Военному министерству все карты, умудрившись записаться добровольцами в греческую армию, и показали себя на чужбине с лучшей стороны. С войны вернулись в Россию героями, имея на счету по несколько сбитых в бою турецких самолетов. У Амелиной таковых оказалось аж целых три. Разразился скандал. Неистовствовали суфражистки. Буянили демократы.