Хроника красного террора ВЧК. Карающий меч революции - Илья Ратьковский

Третий источник — свидетельства очевидцев, собранные самим автором. Однако проверка использованных источников С.П. Мельгунова позволяет выявить серьезные неточности в его статистике и динамике террора даже в наиболее проработанном автором 1918 году[27]. Изложение политики ВЧК в последующие годы еще более мифологизировано. Примером является «статистика» расстрелов в Крыму в 1920 г., определяемая автором минимально в 50 тыс. человек (преувеличение по более объективным современным оценкам от 4 до 8 раз).

Ошибки работы Мельгунова вызваны как объективными, так и субъективными обстоятельствами. По различным данным, в Советской России Мельгунов был подвергнут от 21 до 23 обыскам, при этом 5 раз он арестовывался, проведя в заключении многие месяцы[28]. Аресты Мельгунова в Советской России лишили его собранной картотеки, а дальнейшая высылка за рубеж — возможности ее воссоздания. Книга, созданная наспех, на следующий год после его высылки, к политическому процессу белого террориста Конради, убившего в Лозанне советского дипломата В. Воровского, и не могла быть исторически объективной. Вместе с тем, нельзя не признать, что С.П. Мельгунов предпринял, по сути, первую попытку историографической оценки вопроса о красном терроре. В работе получила обобщение вышедшая на тот момент зарубежная публицистическая историография вопроса, сформулирована концепция происхождения и содержания политики красного террора, альтернативная советской.

История ВЧК, отдельных периодов ее деятельности также нашли отражение в работах эмигрировавших из России В.Л. Бурцева и Р.Б. Гуля[29]. Вместе с тем исследования этих авторов вторичны по отношению к работам С.П. Мельгунова в силу их тенденциозности и однозначности, построении на старых источниках и не могут быть сопоставимы с исследованиями С.П. Мельгунова. Постепенно в эмигрантской литературе наступает определенный застой в освещении вопроса о красном терроре: она остается на уровне иллюстрации злодеяний большевиков, не поднимаясь до причинно-следственных связей белого и красного террора, его социальных корней и т. д.[30]

Утверждение режима авторитарной власти Сталина в 30-е годы обусловило замалчивание целого пласта накопленных материалов и работ советской исторической науки в новый период изучения проблематики террора. Материалы и источники периода гражданской войны стали подвергаться тщательному контролю и чистке, а гражданская война постепенно, но последовательно обезличивалась. Грубое искажение претерпела постановка вопроса об индивидуальном терроре: мало того, что замалчивались имевшие место покушения на Г.Е. Зиновьева, Л.Д. Троцкого, Н.И. Бухарина, Я.Х. Петерса и других «оппозиционеров», они еще представлялись и в роли организаторов террористических актов, направленных против большевистского руководства.

Типичным примером дальнейшего развития этой тенденции могут служить работы историков Л. Бычкова, В. Минаева, П. Софинова, посвященные ВЧК, или схожие работы И. Генкиной о гражданской войне[31]. Отдельные новые факты, приводимые в книгах этого периода, скорее исключение, чем правило, до конца 50-х годов, т. е. до начала процесса десталинизации советского общества, история ВЧК, гражданская война в целом характеризуются крайне упрощенным подходом. Единственным достижением второго периода (1930–1955 гг.) изучения деятельности ВЧК и проблемы террора в гражданской войне можно считать только издание на региональном и союзном уровне различных документов и мемуаров, прежде всего контрреволюционного лагеря. Однако новые избирательно публикуемые материалы трактовались по утвердившимся старым схемам, навязанным идеологическими мотивами.

Зарубежная историография также ограничивает свою деятельность переизданием прежних работ и составлением новых мемуарных сборников. Новый интерес на Западе к проблематике красного террора был связан с послевоенной волной эмиграции и процессом В.А. Кравченко. Интерес к красному террору теперь уже определялся интересом к сталинскому террору, который увязывался с предыдущими репрессиями[32].

После смерти И.В. Сталина и в связи с начавшимся процессом десталинизации советского общества историческая наука в СССР получила возможность переосмыслить накопленный ранее материал, вернуть незаслуженно забытые работы и расширить источниковую базу. Важным было выведение из подчинения МВД СССР большинства государственных архивов, большая доступность архивов КПСС.

Возвращаются в круг используемых работ книги и статьи М.Я. Лациса, Я.Х. Петерса, переиздаются запрещенные ранее воспоминания репрессированных авторов. Наряду с публикацией тематических материалов появляются обобщающие работы, среди которых особое место занимает работа П.Г. Софинова[33]. Эта монография стала первым развернутым советским исследованием деятельности ВЧК, в которой характеризуются важнейшие стороны работы чрезвычайных комиссий с акцентом на борьбу с контрреволюцией. В книге подробно освещены основные этапы деятельности ВЧК, раскрытые комиссией контрреволюционные заговоры и организации. Кратко рассмотрены остальные стороны деятельности ВЧК, в т. ч. борьба со спекуляцией и бандитизмом. В монографии были широко использованы работы первых лет советской власти, которые отсутствовали, как правило, в исторических исследованиях 30–40-х годов. Вместе с тем, в работе слабо выяснены взаимоотношения ВЧК и местных ЧК, ее связи с комбедами, судом, милицией, ревтрибуналом и т. д[34]. Не раскрыта в монографии тема красного террора, а статистика применения высшей меры наказания сведена к данным М.Я. Лациса. Тем не менее работа П.Г. Софинова наряду с изданием документального сборника, посвященного ВЧК, явилась началом нового этапа историографии ВЧК и отчасти красного террора.