Наотмашь - Марина Кистяева

Он предпочитал взрослых, самостоятельных женщин, которые четко понимали, чего хотят и что могут дать. А также на что могут претендовать.

Он ещё сбавил шаг, чтобы иметь возможность рассмотреть девочку.

Первая ассоциация: кроха.

Маленькая. Беззащитная.

Вторая: красивая.

Оглушающе красивая. Но не той клубной гламурной красотой, к которой они все привыкли: длинные ноги, токая талия, слишком перетянутая корсетом, полные, накаченные губы, перманентные брови, наращенные ресницы, подправленные филерами скулы. Все настолько одинаковые, что иногда и имени спрашивать нет надобности.

Незнакомка другая.

Нежная. Невысокая, светловолосая, с идеальной молочной кожей, которую хотелось рассмотреть поближе и удостовериться, что без изъяна. Губы бантиком поджаты.

Вадим остановился в паре метров от неё. Девочка напряглась сильнее и сделала в его сторону шаг.

– Доброе утро. Извините, пожалуйста, а вы не знаете…

Она оборвала сама себя и сделала шаг назад – Вадим скинул капюшон, и она увидела его лицо.

Несмотря на то, что они с Тимом вели разный образ жизни, сходство между близнецами никуда не делось.

Вадим остановился и пристально посмотрел на гостью.

И голос у неё соответствующий – мягкий, не звонкий. Ласкающий. В его порочном, испорченном женским вниманием сознании сразу же возникла мысль: а как он будет звучать, когда она будет кончать?

Под ним.

Твою ж мать.

Верхняя губа Вадима дернулась в потребности оскалиться и выругаться уже вслух.

Она его узнала. Сразу же стушевалась, побледнела сильнее, руки заломила.

– Я… Меня зовут…

Она разговаривать с ним, не заикаясь, не могла!

– Я знаю, кто ты, – грубо бросил Вадим, засунул руку в карман и активировал ворота. – Раз пришла – проходи. Отец в курсе, что ты… у меня?

Она мотнула головой.

– Нет, – Майя Садарова шумно сглотнула. – Я должна была с вами встретиться в девять часов.

– Весело. Значит, без ведома Наиля.

– Да. Мне надо… поговорить с вами.

А ему?.. Вот прямо здесь и сейчас? На рассвете, когда эмоции кроют так, что дышать нечем, и в груди не проходящее ощущение воткнутого лома?

Он указал рукой, чтобы она проходила первой.

Девочка снова стушевалась. Как, интересно, она собиралась вести с ним диалог, если дрожит, точно осиновый лист? Но смелости набралась, шагнула вперед, оказавшись рядом с ним.

Вадим не ошибся – кроха. Самая настоящая. Если бы обувь на платформе или на каблуках, ещё повыше казалась бы. А так – сколько в ней? Не больше метра пятидесяти пяти. Может, шестидесяти. И он – больше метра восьмидесяти. Вес – за сотку.

Она тоже чувствовала разницу в комплекции, потому что её взгляд бегло прошелся по нему, оставляя невидимые следы. Да и держалась она особняком, явно опасаясь приближаться ближе.

Девочка-девочка, зачем тогда вообще пришла?

В дом они входили молча.

Она ступала осторожно, так же осторожно осматривая его холостяцкую берлогу, которая таковой скоро перестанет быть. И смех, и грех. Вадим провел по коротким волосам. Ситуация патовая.

Но он знал, что так будет. Что возникнут проблемы. Их будет много.

– Пошли на кухню. Кофе? Чай? Воды?

– Воды, если можно.

Какая культурная… Или таким образом выставляет расстояние между ними, очерчивает личное пространство? Так зря. Нечего было и приходить. Привел бы тебя отец, вот с ним разговор и продолжили бы.

На кухне после ночных посиделок было не прибрано. Перед сном Вадим загрузил грязную посуду в посудомойку, на этом – всё. Пепельница с окурками, полупустые бутылки, пара неубранных тарелок с нарезками свидетельствовали о том, что здесь недавно сидела компания. Суетится перед Садаровой он не стал. Взял полотенце, промокнул пот с лица и шеи. По-хорошему бы подняться в комнату и принять душ.

Но… раз гость незваный, пусть довольствуется тем, что имеется на данный момент.

Он налил из графина воды и сказал:

– Присаживайся, что стоишь в дверях.

После чего демонстративно прошёл к столу и поставил стакан на столешницу.

Что ж так хреново-то?

От вида этой девочки, что смотрит на него с настороженностью, а у него внутри что-то заходит, щемит, едва ли не разрывается.

Он ничего не понимал. Да и не хотел. Не до этого.

У него похороны.

И свадьба.

Как-то так.

А ещё скоро он станет отцом.

Как от этого не поехать крышей или не спиться – хорошие вопросы. Актуальные.

Вадим отвернулся, подошёл к холодильнику, открыл его, собираясь приготовить энергетический напиток, потом передумал и достал минералку. Открутил крышку и приложился к горлышку, одновременно нажимая на кнопку чайника. Ограничится пока матэ.

За его спиной послышались легкие и осторожные шаги.

Значит, прошла.

Он обернулся в тот момент, когда она усаживалась за стол с самым серьезным выражением лица.

– О чем ты хочешь со мной поговорить?

Вадим сразу перешёл к делу.

Некогда ходить вокруг да около.

– Отец хочет, чтобы я вышла за вас замуж.

Видимо, у неё было такое же состояние – с разбега в карьер. Что ж. Не самое плохое качество.

Если ты знаешь, с кем разговариваешь.

Она – явно не знала.

Вадим снова посмотрел на неё, отметив, что стакан с водой она обхватила обеими руками. Её волнение он отлично понимал. Только что ему с этого?

Он был зол. Раздражен. У него горе.

Жизнь сделала резкий вираж, и он ещё не сообразил, куда и как будет двигаться дальше.

– Я в курсе.

– Вы не должны этого допустить.

Вот это заявление его позабавило.

Он усмехнулся и прислонился спиной к столешнице кухонного гарнитура, поставил почти пустую бутылку и скрестил руки на груди.

– Я?

– Да. Вы.

Она попыталась посмотреть на него, встретиться с ним взглядом, видимо, рассчитывая таким образом показать серьезность своих намерений, заявлений. Даже вздернула подбородок кверху, но, стоило их взглядам встретиться, как она тотчас ретировалась. Её глазки опустились, губы поджались, она даже шею втянула в плечи.

И как с такой разговаривать?

– Значит так, Майя, – начал он, не собираясь с ней нянчиться. Взрослая девочка. Его грубость переживет. Ноги научилась перед парнями раздвигать, не озаботившись предохранением и пойдя наперекор воспитанию, значит, созрела и до серьезных разговоров. – Ты беременна от Тимура? Твой отец не ошибся?