Двадцать - Ульяна Соболева

тщательно прикрыв дверь в спальне. Нет, я не ханжа, я понимаю, что у меня взрослая двадцатилетняя дочка, что у нее наверняка есть личная жизнь. Читать ей мораль я не намерена. Кольнуло только то, что о Толике мы с папой не знали, а ведь судя по всему этот Толик явно живет вместе с ней.

Мы вошли на кухню и она потушила сигарету в пепельнице.

- Ты куришь?

- Ну так, балуюсь иногда. Сегодня праздник и мы немного выпили, тортик… все такое. Так…ты пошутила, да? Насчет папы?

- Нет, не пошутила. Твой папа нашел другую женщину и выгнал меня из дома. Документы о разводе уже готовы.

- То есть…он решился?

- Что значит решился?

Немного не понимая, переспросила я, чувствуя как вдоль позвоночника поползли неприятные мурашки.

- Мама…ну у вас давно все не так уж хорошо с папой. И я думала, что он раньше расскажет тебе о Свете.

- О Ком? О Свете? Боже! Лера! Ты знала? Ты серьезно знала?

- Мама! Не кричи! – она поплотнее закрыла дверь, - Да, знала. Так получилось, что я увидела папу со Светой еще полгода назад, летом. Мы с Толиком…

- Полгода назад вы с Толиком? Подожди… я… я что-то ничего не понимаю.

Мне стало душно и я осела на кухонную табуретку, чувствуя, как начинает пульсировать в висках и болеть голова.

- Мама, а что не понятного. Ты занята своими книгами, готовками, каким-то правильным образом жизни. Ты закормила отца своими диетическими блюдами, правильным питанием, слежкой за его здоровьем. Ты буквально лепила из него старика. Не пей, не ешь, не кури.

- Ты…это серьезно?

- Ты когда в последний раз на себя в зеркало смотрела, ма? Ты же…не знаю. Ты должна соответствовать бизнесмену, почти политику. Модная стрижка, костюмы. А ты не знаю эти волосы вечно отращиваешь, эти нелепые юбки, платья.

- Отцу…нравились длинные волосы.

А у Светы блондинистая стрижка и я вспоминаю. Как она крутится у него на коленях, а он ерошит ее волосы и меня начинает тошнить.

- Папа жалел тебя, давал шансы. Он звал тебя в Англию. Хотел провести с тобой там несколько недель. Ты не поехала. У тебя был дедлайн с книгой. Вы уже взрослые, ну… так случилось.

- Лер…он меня выгнал! Слышишь? Твой отец не поговорил со мной, он изменял мне несколько месяцев, ты знала об этом… и он меня выгнал. Просто сказал убираться и…

- Мам…ну ты должна или пытаться вернуть отца или начинать новую жизнь.

Я ничего не понимала. Передо мной стоял мой ребенок. Совершенно чужой. Совершенно отдаленный и говорил со мной как-то высокомерно снисходительно, и я снова чувствовала себя никчемным насекомым.

- Мам…я тут хочу сказать. Толик у меня живет уже несколько недель у него работа на компьютере. Ну ты понимаешь одна комната его кабинет в другой мы спим. Вообщем тут места вообще нет.

Она говорит, а у меня туман перед глазами. Я смотрю на нее и не понимаю, что слышу это от своей дочери.

- Ты понимаешь, мам?

- Да… я понимаю.

- У тебя деньги на гостиницу есть?

Киваю рассеянно, смотрю в кошелек на какие-то оставшиеся копейки, думаю о том, что есть немного на карточке, но надолго не хватит.

- Я могу дать немного на первое время. Вернешь, когда сможешь.

- Нет. Спасибо.

Мне очень душно. Мне нужно на воздух. Потому что мне кажется я сейчас упаду в обморок.

- Мам, ты не обижайся. Тут правда нет места. Толик, у него работа важная. Телефонные звонки, у него свои кол центры и он работает из дома и…

- Я понимаю. Да, понимаю.

- Давай я вызову тебе такси. Ты побудь пока одна, подумай. Потом успокоишься и поговоришь с папой. Он вряд ли желает тебе зла после стольких лет жизни. Мам…мамаааа, как ты не замечала?

- А как ты молчала?

- А что я должна была сказать? Что у папы любовница? Я до последнего надеялась, что все наладится, что ты заметишь, изменишься.

- Я изменюсь?

- Да, ты мам! Ты изменишься!

- А что со мной не так?

- Ладно…это сейчас не важно. Ты должна успокоиться, может и папа подумает. И вы останетесь друзьями или не знаю.

- Друзьями?

- Да, знаешь, так поступают умные женщины. Они выжидают пока мужу насточертеет любовница и он вернется в семью. Зачем все портить.

Я ее не понимала и не слышала. Это говорила не моя дочь. Это…кто-то чужой влез в ее тело и говорил мне все эти ужасные вещи.

- Я вызову тебе такси.

- Да…вызови мне такси. А … Толик. Ты нас не познакомишь?

- Как-нибудь потом. Когда все утрясется и ты все решишь с папой и будешь более спокойна. Вот смотри. Такси будет через три минуты. Давай помогу спустить вещи вниз. Сейчас я оденусь…

***

Вниз по ступенькам сама шла. На лифте не захотела и дочь попросила не провожать. Не надо. Там Толик внимания ждет. А я как-нибудь и сама спущусь не беспомощная.

Иду и саму шатает от стены к стене. Думаю о том, что в этом доме детство мое прошло, что квартиру не продала потому что хотела чтоб родительское цело осталось, хотела, чтоб память была и энергия мамы…А теперь мне здесь и места нет. Ну что ж это моя вина. Видно, где-то я недоглядела, видно где-то я не заслужила от дочери быть принятой в ее жизнь хотя бы временно.

В гостиницу приехала уже далеко за полночь. Просидела у окна несколько часов, глядя на то как капли дождя стекают по стеклу. Пока что нет ни одной мысли. Не знаю, как поступить, что делать. В сумке бумаги о разводе. И я пока не представляю, что это конец. Словно вдруг остаться сиротой.

До утра провертелась в постели, а потом в издательство поехала.

Помню. Как в надежде взбежала по ступенькам, толкнула дверь и радостно улыбнулась редактору Зосе. А она в ответ отвернулась, делая вид, что не замечает меня и говорит по внутреннему телефону. Хорошо, подожду.

Села в кресло, полистала книги, лежащие на столе. Новое издание. Меня среди них нет. А ведь должна быть. У меня вышло две книги не так давно и именно по ним проходила презентация. Я должна получить гонорар за квартал.

- Зосенька, добрый день.

Снова с кем-то на телефоне, а я