Брошенная колония - Кирилл Шарапов

Следом необходимо стащить тела в одну кучу. Надо сказать, работа не из легких, пара выродков отожрались до полутора сотен килограмм. На это ушло еще минут двадцать. Игнат вымотался, но скоро все будет кончено. Остатки магического резерва егерь тратить не стал, поэтому сходил к багги за специальным составом, который мог поджечь все на свете. Сбрызнув трупы нелюдей, он чиркнул магической зажигалкой, и пламя радостно начало пожирать все, этот огонь мог жечь даже сталь.

Игнат опустился на траву так, чтобы сладкий запах горелого мяса уносило в сторону. Четыре золотых чекана — вполне приемлемая плата за такую работу, ведь если бы не последняя тварь, все прошло бы более гладко. Надо бы логово осмотреть, зверье зверьем, но лесовики предпочитали жить как люди, спать на подстилках, жечь огонь, который согревал их холодными ночами. Ему повезло застать их снаружи всех вместе. В помещении или подземных пещерах эти твари легко бегали по стенам и потолку.

— Пора заняться логовом, — закидывая винтовку за спину и вставая, подвел итог Игнат.

Он спустился в овраг и, как и ожидал, обнаружил вход в пещеру, внушительный такой, метра два в высоту и столько же в ширину. Лесовики были одним из немногих видов нелюди, которые отлично рыли подземные катакомбы. Включив фонарь, егерь вошел внутрь. Сразу за порогом он почувствовал запах гнилого мяса — неотъемлемый атрибут логова тварей. Скорее всего, где-то была яма, куда просто сбрасывали остатки.

Посветив фонарем, Игнат нашел ход, ведущий вглубь. Он спускался под небольшим углом, его перекрывала грубая дощатая гнилая дверца. Егерь на это только хмыкнул, он уже встречал подобное, и не один раз. Егерь толкнул ее, та, скрипя, отворилась. Запах стал невыносим, пришлось выйти наружу и прогуляться до багги, которую оставил метрах в семистах за густыми кустами. Попутав меж деревьев, он перегнал машину поближе к оврагу.

Игнат достал шейный платок, одна знакомая магичка зачаровала его специально для таких случаев, и тот всегда пах лесом. Надев платок и натянув его на нос, снова отправился в подземелье, теперь можно было дышать совершенно спокойно. Ну что ж, вполне обычное логово, кости в яме с остатками гнилого мяса, пять лежанок — обычные хвойные лапы, ну да измененные всегда неприхотливы.

Джинн внутри по-прежнему больше ничего не чувствовал. Все лесовики мертвы, и единственным живым существом помимо Игната в логове был импресарио. Фонарь в левой руке снова обежал первую пещеру, вроде никого, где же последний артист? Ход оказался под остатками какой-то ткани. Игнат подошел и резко рванул ее вниз, срывая с деревянных крюков. Там обнаружился спуск довольно крутой, не горка, конечно, но наклон приличный.

— Есть кто живой, отзовись? — крикнул егерь.

Внизу что-то завозилось, замычало, раздался стук по дереву. Похоже, нашелся последний из артистов, лишь бы его не отравили. Одной из неприятных способностей лесовиков было то, что если они кусают жертву, выделяя яд, то человек превращается в живого мертвеца, этакая консервация.

Егерь спустился по довольно крутому ходу и оказался в земляном подвале. За решеткой из связанных жердей сидел импресарио. Из клетки раздалось призывное мычание. Игнат посмотрел на последнего выжившего артиста.

— Сейчас освобожу, потерпи, — он подошел к дверце, на которой висел старый ржавый замок. — Однако, — присвистнул он и, дважды пнув по дверце, выбил ее внутрь. Подойдя, он склонился к пленнику и вытащил кляп. — Ты импресарио?

Тот закивал.

— Мужик, а ты кто?

— Хрен в пальто, — ответил в рифму Игнат. — Егерь я.

— А лесовики где?

— Догорают. Короче так, сейчас я тебя развяжу. Делаешь только то, что я тебе скажу. Никуда не ходишь, сидишь, где посажу. И надо тебе штаны сменить, а то воняешь страшно. В таком виде я тебя в машину не пущу.

— А они точно мертвы? — спросил мужик, вставая на ноги и растирая затекшие руки, как он их не лишился, твари вязали его жестоко.

— Не беспокойся. Если их всего пятеро было, то все нормально, уже пепел. Других не видел?

Тот покачал головой.

— Кстати, меня Свеном зовут.

— Ну, тогда, Свен, двигай наверх, выйди на улицу, сядь у входа в пещеру и жди меня. Никуда не отходи. Там рядом родник, тварям пить нужно, так что можешь спокойно вымыть свой зад и застирать одежду, запасной у меня нет.

— А если на меня нападут?

— Нет тут никого, Свен. Нелюди не терпят конкуренции, ближе, чем на пять километров, они к чужому логову не подойдут. Иди, мне обыскать тут все надо. Кстати, как ты эту вонь выносишь?

— От меня дерьмом еще хлеще несет, — отозвался импресарио, стоя на лестнице. — Ладно, коли ты уверен, что тут безопасно, пойду отмоюсь, если это возможно.

Сокровищница оказалась бедновата. На свет были извлечено три золотых чекана, несколько чеков серебром, пара энергетических пистолетов, можно было стрелять обычными пулями, а можно и рунными. Древнее ружье неимоверного калибра эпохи начала борьбы с тварями. Такие делали на заказ егеря, это уже потом появились энергетические винтовки. Подобное если кто и купит, то только для украшения. Нашлись еще несколько золотых и серебряных украшений с камешками, и… Тут Игнат озадачился, на ладони лежала пластинка из горного хрусталя с начертанной на ней руной, она была совершенно ему не знакома, более того, от нее просто несло странной чужой энергией.

Последней руной, которую волшебницы адаптировали и научились накачивать энергией, стала руна лечения бесплодия. Но то, что держал в руках Игнат, не являлось обычной руной, знак напоминал хищную птицу. Егеря часто пользовались знаками силы, и он знал их все наизусть. Многие ему были не особо нужны, другими он пользовался часто, но хрусталь со знаком в его руках нечто совершенно новое. Многие чаровницы пытались создавать руны на основе заклинаний, получился бы выгодный бизнес, но никому еще это не удалось. И вот сейчас в руках егеря было доказательство обратного, кто-то смог.

Он внимательно осмотрел тайник, хотя разве яма прикрытая ветками может считаться тайником? Запустив руку, он пошарил вокруг, и его старание было вознаграждено, на свет появился дневник. То, что это дневник магички, не было никаких сомнений, поскольку только они писали на пергаменте, остальные люди предпочитали обычную недорогую бумагу. Пергамент был необычен, великолепно выделанная кожа. Игнат пролистал дневник и ничего не понял, незнакомые рисунки рун, пояснения на чужом языке. Буквы были хищные, чем-то напоминающие сами руны. Егерь мог поспорить, что прежнее человечество такого языка не знало.

Он еще раз внимательно осмотрел «тайник», собрал всю добычу, оглядел логово, но больше ничего интересного не нашел. Подойдя к очагу, он вытащил из груды хвороста рулон бересты, поджег его и бросил в охапку ельника, который тут же весело затрещал, перекидываясь на какое-то тряпье. Закинув старинное ружье на плечо, Игнат подхватил рюкзак и вышел, закрыв за собой дощатую дверь.

Свена он нашел у родника, где тот, раздевшись догола, пытался отстирать свои штаны. Стянув с лица шейный платок, он понял, что сделал это зря, вонища стояла жуткая.