Реинкарнатор - Юлия Рыженкова

Перемазанный грязью и кровью, оскальзываясь на картофельных очистках, Костя подтащил кармограф поближе к бродяге и врубил запись. Для нее нужна всего лишь минута! Минута, за которую умирающий не выползет из радиуса действия прибора. Иначе все впустую. Иначе зря он торопился, рисковал жизнью, дрался. Иначе – он не спас еще одну личность от забвения. Костя хорошо знал, что такое жить, не помня ничего; совершать ошибки на ровном месте, руша дружбу и любовь из-за детской незрелости; познавать с нуля мир, людей, себя – все то, что перерожденные уже давно знают, что выучили в прошлых жизнях.

Нет, ни этот бродяга и никто другой такого не заслужили. Этому несчастному сейчас кажется, что лучше начать все с чистого листа. Наверняка за жизнь сделал столько дерьма, что знает: в следующей жизни ему ничего хорошего не светит. Вот и пытается сбежать. Но он просто не понимает, что от кармы это не избавит. Причинно-следственную связь невозможно обмануть, и ей все равно, помнишь ты что-то или нет. Тебе, твоим врагам и твоим друзьям воздастся по заслугам твоими руками – эти законы работают, даже если о них не подозреваешь. Просто будешь молотком. Невежественным, ничего не понимающим молотком. Как беспамятные.

Сидя прямо на мокрой и холодной земле, Костя держал кармограф и был готов в любой момент рвануть вслед за идиотом, который хочет покончить жизнь самоубийством. Осталось досчитать до шестидесяти.

На счет тридцать пять бродяга заворочался и захрипел. На счет сорок три – попытался подняться, но рухнул лицом в грязь.

– Гад, дай мне просто сдохнуть! – всхлипнул он. – Я не хочу продолжать!

На счет пятьдесят три бродяга наконец сообразил, как можно избежать слепка, и пополз, но тут лампочка поменяла цвет с красного на зеленый. Готово. Надо уходить, причем быстро, пока измученному жизнью и болью не захотелось отомстить. Сколько раз Костя собирал и разбирал кармограф! Он мог это делать с закрытыми глазами, на ощупь, как солдат собирает и разбирает автомат. Нормативы на время в «скорой» помощи не сдавали, но за годы работы всем оперативникам пришлось научиться действовать предельно быстро. Костин личный рекорд сборки – сорок секунд. Но тогда его хотели застрелить…

Едва различимые проклятия замолкли, и в следующее мгновение на него обрушилась вся реальность мира: холод, запахи, темнота, тишина и страх.

– О боги Тушита! Вам помочь?

– Ага, выведи из сансары… – попытался улыбнуться Костя своему водителю, но увидел недоуменный взгляд и махнул рукой. Шутки у него дурацкие, как говорил Женька, и если уж друг их не понимал, чего ожидать от юнца с пушком вместо усов? – Вода еще осталась? Салфетки? Тащи.

Первым делом – тщательно обтереть чемоданчик. Тот, конечно, защищал прибор от влаги, грязи и ударов, но все же лучше перестраховаться. Поломка кармографа – это трагедия. И даже не потому, что тот стоит, как квартира в центре Москвы, а потому, что его никто не умеет чинить. Без кармографов реинкарнаторы бесполезны. Что толку чуять смерть? Надо ведь успеть записать карму.

После возни с чемоданом дело дошло и до себя. Заезжать переодеваться – только время терять, уже и так конец смены, пришлось лишь умыться и сполоснуть руки. Форма от налипшей грязи не отчищалась, все телодвижения с салфетками оказались бессмысленными, так что Костя просто попинал колесо левой и правой ногой, стряхивая с сапог налипшие комья грязи, и постелил на сиденье пакеты, чтобы не испачкать салон. С трудом стянул тяжелый от влаги китель, швырнул его на пол машины, к заднему сиденью, оставшись в белой рубашке.

Митя вопросов не задавал. Знал, что босс на них не ответит.

Машина медленно выезжала на шоссе по разбитому асфальту. В салоне запахло тухлой рыбой и кровью, но Костя не хотел открывать окна, чтобы не выпускать тепло, наоборот, выкрутил печку на максимум. Аккуратно закатал рукава почти до локтей, чтобы скрыть измазанные кровью манжеты. Движения головой отзывались болью, видимо, шея скоро превратится в один сплошной синяк.

Светало. Из-за вечно серого, затянутого тучами и смогом неба рассвет скорее угадывался, но в желтой машине поняли, что конец смены близок и скоро на базу. Там еще писать отчет, но хотя бы можно принять душ и переодеться. Насыпать себе чаю из жестяной банки и, пока закипает чайник, грызть шоколад, закинув ноги на стол, – все равно в такую рань в кабинете никого, кроме дежурных.

Коммуникатор мигнул красным, и вместе с ним ожила рация.

– Четвертая, прием, четвертая, вы меня слышите?

– Слышим, – ответил Костя.

– Только что пришел вызов с Народной улицы. Вы сейчас ближе всех. Примете?

Митя тяжело вздохнул. До конца смены оставалось минут пятнадцать, можно отказаться, никто слова не скажет, но он знал своего босса.

– Да. Минут через десять будем.

И вновь на желтой машине включились проблесковые маячки.

Ночные дежурства были непредсказуемы, зачастую опасны, но зато продуктивнее дневных. Сколько раз реинкарнаторы торопились по вызову и в бессилии сжимали кулаки, передвигаясь в потоке со скоростью пешехода! Сколько оскорблений, жалоб и угроз на плохую работу службы выслушивали диспетчеры! А с чего ей быть хорошей? Низкие зарплаты отбивали у обычных людей все желание устроиться в службу «скорой» помощи, беспамятных же не хватало. Те, кто был, мотались без продыха по всему городу, точнее, стояли в столичных пробках. Так что в Москве лучше было умирать ночью.

Костя у дома поймал нить запаха, и записанный в коммуникатор номер квартиры не понадобился. Конечно же, в кирпичной башне подъезд оказался всего один. По закону подлости многоподъездные дома встречаются именно тогда, когда нет адреса и очень мало времени.

Этот район оказался приличнее предыдущего, хотя и не столь шикарный, как в центре. Садовое кольцо невидимым куполом надежно отгораживало действительно богатых людей от всех остальных. Впрочем, большинство и не рвалось перейти эту границу. Зачем? Нос при входе в подъезд зажимать не надо, кнопки в лифте не прожжены сигаретами, лампочки все целые, шприцы и банки из-под «Праны» не валяются, хулиганы не пристают, во дворе можно спокойно отпускать детей. Что еще надо?

Костя не заметил ни новеньких почтовых ящиков, ни чистого лифта, ни цветов на подоконнике общего коридора. И хотя нужная дверь оказалась приоткрытой, он для проформы постучал, хотя дожидаться ответа не стал. Квартира оказалась большая, но запах вел лучше любого навигатора.

– Фохао. Реинкарнация. Леонхард Янович?

– Да. А вас как величать? – Старик закашлялся и схватился за грудь. По бледному лбу скатились капли пота. Приступ продлился всего несколько секунд.

– Константин Юрьевич Колесов.

– Хорошо, Костя, надеюсь, ты умеешь пользоваться этой штукой, – кивнул он на кармограф, разглядывая мрачного реинкарнатора в несвежей белой рубашке с закатанными рукавами, черные сапоги оставляют комья грязи на дубовом паркете.

Костя молча положил чемодан на пол и щелкнул замком; он давно не реагировал на подобные подначки даже в обычном состоянии, а уж когда шел по запаху – и подавно.