Агония. Кремлевская элита перед лицом революции - Александр Скобов

Советская пропаганда негодовала: американцы играют с огнем! Никакой ограниченной ядерной войны быть не может. Любое, даже разовое, применение ядерного оружия одной из сторон неизбежно запустит спираль ответных ударов, идущих по нарастающей. Стороны просто не смогут остановиться, пока не расстреляют весь боезапас. Шлессинджер сеет опаснейшие иллюзии о возможности применить ядерное оружие и при этом избежать всеобщей гибели. Он подталкивает мир к катастрофе. Надо не придумывать сценарии «нефатальной» ядерной войны, а сделать так, чтобы само обсуждение ее возможных сценариев считалось недопустимым.

Мир с тех пор сильно изменился. Четверть века он прожил с ощущением, что ядерная война действительно стала невозможна. Не будем смешить читателя предположениями, что это связано с нравственным прогрессом человечества. Современный читатель в такой прогресс не верит. Но есть и вполне понятные для него причины. Сегодня в мире нет силы, способной при помощи обычных вооружений создать для любой из ядерных держав угрозу оккупации ее территории, разрушения ее государственности, уничтожения ее общественного строя. То есть поставить ее перед выбором: либо погибнуть, либо нанести первый смертоносный ядерный удар. С Европой все понятно: соотношение обычных вооружений между НАТО и РФ сегодня прямо противоположно тому, которое было в конце советской эпохи. Но и для РФ перспектива прорыва миллионов невежливых желтых человечков через Урал и Поволжье в направлении Москвы представляется как минимум весьма отдаленной.

Когда чувствуешь себя в безопасности, можно позволить себе подумать и об общечеловеческих ценностях. Об абсолютной ценности человеческой жизни. Об абсолютной недопустимости применения принципиально неизбирательного ядерного оружия. О том, что тот, кто первым перейдет этот барьер допустимости, будет проклят человечеством во веки веков. Но только, как бы ни смеялся современный читатель, об этих вещах думали и тогда, когда глобальное столкновение СССР и США представлялось вполне вероятным. Дикция Леонида Ильича Брежнева, над которой так потешались советские граждане, была последствием ранения, полученного на войне. Он знал войну в лицо. И воспоминания о былом союзничестве военных лет имели для него значение. Но за годы, пока мир расслабленно наслаждался чувством безопасности, в России к власти пришло поколение абсолютных циников, для которых всех этих сантиментов просто не существует. И теперь они откровенно угрожают первым ядерным ударом.

Нашумевший телефильм про Крым – это официальное провозглашение новой военной доктрины РФ. Фактической доктрины, в корне отличающейся от формально действующей. Та допускает применение ядерного оружия только в случае возникновения реальной угрозы самому существованию России как государства. Например, при неспособности российской армии помешать иностранной оккупации. Фактически это воспроизведение доктрины Шлессинджера. Доктрина Путина идет гораздо дальше. Путин заявляет, что готов нанести первый ядерный удар, если кто-либо посмеет помешать ему отобрать у соседа очередную игрушку, помешать осуществить очередной намеченный захват. Если ему посмеют не сдаться без боя. Если ему посмеют сопротивляться.

Появился «крымский фильм» именно тогда, когда вновь приходит все больше тревожных сообщений о подготовке нового наступления в Донбассе, а российская армия разворачивает самые масштабные за последнее время игрища с оружием. Шантаж? Несомненно. Блеф? Уверен, что да. Вот только западные лидеры полагаться на это не имеют права. Если угроза высказана, они обязаны рассмотреть возможность ее осуществления и иметь четкий план ответных шагов. В любом случае Путин снял психологическое табу на обсуждение ядерной войны как одного из возможных вариантов развития событий. И миру вновь придется привыкать к этой мыли, как бы ни хотелось от не отмахнуться. Продумывать возможные последствия. И вспомнить проверенный историей фактор, позволяющий удержать агрессора от первого ядерного удара, – фактор неотвратимости возмездия.

Выработанная после Второй мировой войны концепция безопасного мира не случайно предполагает отказ не только от применения силы, но и от угрозы ее применения. Высказанная одной из мировых ядерных держав угроза первого ядерного удара уже сама по себе переводит нас в «другой мир», в мир небезопасный. Она на порядок понижает планку немыслимого. Первый ядерный удар становится в принципе мыслимым. Что должен делать, например, очередной самодур из семейства Кимов, чтобы подтвердить тяжким трудом заработанную репутацию самого отвязанного парня на планете? Эта репутация держалась на том, что он может позволить себе то, чего никто больше позволить себе не может, – ядерный шантаж. Но если таким шантажом занялась «солидная» держава, эксклюзивность теряется и для ее сохранения необходимо угрозу хоть где-нибудь, но исполнить. И тем еще более понизить планку.

Дело не только в безумных Кимах. В логику ядерного шантажа заложена неизбежность повышения ставок, если перед шантажистом отступают. Сегодня Путин, говоря о том, что он намеревался привести в боевую готовность «силы ядерного сдерживания», если бы возникли трудности с захватом Крыма, на самом деле заявляет о готовности использовать ядерное оружие, если у него возникнут трудности с захватом Одессы, Днепропетровска и Харькова. Завтра он начнет размахивать ядерной дубинкой, требуя убрать расположившиеся слишком близко от его границ системы ПРО. Послезавтра – потому, что его чувства оскорблены тем, как на Западе трактуют события Второй мировой войны. И чем дальше он зайдет, тем катастрофичнее для него будет столкнуться, наконец, с отпором. Спасовать, показать один раз, что шантаж был блефом, – это значит быстро потерять все, что было путем шантажа приобретено ранее. В какой-то момент эта логика заставит реализовать угрозу просто для того, чтобы тебя не перестали бояться. Напротив, чем раньше Путин встретит жесткий отпор, тем больше шанс на то, что он не решится нажать кнопку.

Западу при определении своей линии волей-неволей придется исходить из того, что ядерная атака со стороны России из категории немыслимого переместилась в категорию мыслимого. Он может сделать вид, что не услышал угроз, и заняться самообманом, успокаивая себя мантрами насчет того, что нынешнее противостояние с Россией не носит идеологического характера (еще как носит!). Надеяться на то, что все «само рассосется» (в конце концов, даже Путин не вечен). Повести себя как Сталин, пытавшийся откровенным заискиванием перед Гитлером побудить его хотя бы отложить намеченное вторжение. А может ответить жесткими заявлениями о том, что угрозы услышаны и рассматриваются как реальные. Что они абсолютно неприемлемы. Что Запад готов принять удар и на него ответить.

Кремлевские шантажисты могут рассчитывать на то, что Запад капитулирует не столько из страха перед гибелью людей в результате разовой, символической ядерной атаки, сколько из опасения оказаться перед необходимостью ответить ударом на удар, рискуя вызвать дальнейшую эскалацию. Ведь оставить ядерный удар без последствий будет означать полный моральный крах Запада, что неизбежно выльется и в крах политический. Не лучше ли будет заранее сдаться? Однако запас прочности современной евроатлантической цивилизации позволяет ей «пропустить» единичный демонстрационный ядерный удар со стороны путинской РФ, не ответив на него симметрично, то есть тоже ядерным ударом. Ответив асимметрично.