Квартирный вопрос - Джейн Уэнхем-Джонс

– Мартин просто сошел с ума. Как он мог бросить тебя?! – воскликнул Найджел, пытаясь засунуть палец за ворот моей футболки. – Но я уверен, что он вернется.

Я прислонилась головой к кухонному шкафу и разрыдалась.

– Я не хочу, чтобы он возвращался, – буркнула я, потому что все так говорят в подобных случаях. На самом деле я не знала, чего я хочу.

– Знаешь, что тебе сейчас нужно? – спросил он и на всякий случай засмеялся. – Хороший секс! У тебя сразу же поднялось бы настроение.

Я хорошо относилась к Найджелу, что бы ни говорил о нем Мартин. Хотя я должна была признать, что Мартин был во многом прав. Найджел тоже часто раздражал меня. Меня выводил из себя прежде всего его эгоизм. Высморкавшись в кухонное бумажное полотенце, я взглянула на него.

– Наверное, ты прав. А как поживает Глория? Найджел бросил на меня ошеломленный взгляд. Его изумило то, что на этот раз я не поставила его на место. Но он, как всегда, быстро пришел в себя, лихорадочно соображая, означают ли мои слова то, что я наконец сдалась и готова дать ему прямо сейчас, на кухонном столе.

– У Глории все отлично, – радостно сообщил он.

Удивительно, что Глория до сих пор не развелась с Найджелом. В свои тридцать четыре года он уже успел сколотить и потерять по крайней мере три состояния, два раза обанкротиться и создать себе репутацию сладкоречивого пустомели. Даже его деловые партнеры по строительному бизнесу считали его пустозвоном. Однако Глория любила его. Она была улыбчивой пухленькой блондинкой и всегда сочувственно смотрела на менеджеров банков, у которых возникали трудности из-за задолженностей ее мужа или из-за жалоб инвесторов, не разделявших взгляды Найджела на то, что такое долгосрочные обязательства. Лишь однажды Глория потеряла самообладание. Это случилось, когда судебные приставы приехали, чтобы отбуксировать трейлер, в котором перевозился пони ее шестилетней дочери. Малышка разразилась горькими слезами, увидев, что он направился не на спортивную площадку клуба, а совсем в другую сторону. Но даже тогда Глория проявила удивительную сдержанность, она не подавала вида, что злится на мужа, до позднего вечера, когда между ними возник небольшой неожиданный спор, и она, уже не в силах совладать с собой, огрела его по голове сковородкой фирмы Ле Крезе так сильно, что Найджелу пришлось наложить пять швов на рассеченную бровь.

Найджел говорил, что во всем было виновато предменструальное состояние Глории и что прилетевший из Джерси специалист прописал ей успокаивающее лекарство. Но я знала, что Глория вновь обрела душевный покой совсем по другой причине. Жалкий вид хныкающего в углу, побитого Найджела доставил ей огромное удовольствие. Кроме того, она взяла под свой контроль банковские счета и лишила мужа возможности пользоваться золотой кредитной карточкой. С тех пор их дела пошли в гору, и Найджел, конечно же, вновь взял кредит.

– На что ты теперь будешь жить? – спросил он меня, бренча ключами от новенького «порша», и давая понять, что уж он-то в таких вещах человек опытный.

– Не знаю, – ответила я, избегая говорить на эту тему. – Мартин выплатил ипотечный кредит.

– Ну, тогда все в порядке, – сказал Найджел. – Не беспокойся, теперь ты…

– …теперь я понимаю, что не смогу выкупить у него свою долю, и дом останется в нашей совместной собственности. А это значит, что рано или поздно я должна буду продать его и отдать Мартину причитающуюся ему часть денег, или где-то достать средства и выкупить у него дом, а где я, черт возьми, достану деньги, если я не работаю?! – Когда передо мной в полный рост вставала эта проблема, я чувствовала, как меня охватывает паника. – Мне еще повезло, что его мать была так любезна умереть и оставить ему наследство, иначе я сейчас вообще оказалась бы на улице, – прибавила я, злобно воображая себе, как эта старая карга отбрасывает копыта.

– И сколько он получил? – поинтересовался Найджел, у которого всегда загорались глаза, когда речь заходила о наследстве. Он очень сожалел, что у него не было богатых родственников.

– Ему хватило на выкуп ипотеки, и еще немного осталось.

Мне было неприятно говорить на эту тему с Найджелом. Я знала, что Мартин скорее умрет, чем признается кому-нибудь, сколько у него денег, не говоря уже об общей сумме наследства, полученного от его драгоценной матери.

– Знаешь, ты ведь на самом деле, – настаивал Найджел, – можешь претендовать на половину наследства.

Я покачала головой.

– Нет, у меня нет никаких прав. Его мать поставила себе цель в жизни сделать так, чтобы я не получила ни пенса. Она сдалась и написала завещание лишь тогда, когда поняла, что мы не будем жить вместе. Старая карга перевернулась бы в гробу или явилась бы сюда, если бы узнала, что ее деньги пошли на выкуп ипотечного кредита за этот дом. Мартин поступил как порядочный человек…

Я замолчала, чувствуя, что ненавижу своего бывшего мужа.

– У меня есть хорошая идея, как заработать деньги, – сказал Найджел. – Я давно уже хотел поделиться с тобой своими замыслами. Не думай, пожалуйста, что теперь, когда Мартин ушел от тебя, мы прекратим все деловые отношения или у нас возникнут отношения другого рода.

Пока я размешивала растворимый кофе в кружках, Найджел снова обнял меня за талию.

У нас никогда не было деловых отношений, если, конечно, не считать то, что Мартин вложил однажды пять тысяч фунтов в покупку Найджелом бунгало, трех гаражей и половины строительного участка, которые Найджел потом продал самому себе, совершая какой-то хитроумный юридический маневр с помощью изворотливого адвоката, с которым он был знаком еще с бойскаутских времен. По словам Найджела, эта сделка, совершенная в течение нескольких часов, должна была принести нам пятнадцать тысяч фунтов прибыли, но произошло что-то непредвиденное, и нам пришлось ждать шесть месяцев, прежде чем мы получили четыре тысячи тридцать пять фунтов вместо наших пяти тысяч. Мартин, гордящийся своей деловой хваткой и глубоким знанием мировых рынков, так и не сумел оправиться после нанесенного ему удара. Ведь эта сделка поставила под сомнение его способность здраво рассуждать и принимать правильные решения. Бедного Найджела, который когда-то был его закадычным другом и собутыльником, Мартин звал с тех пор не иначе, как «придурок» или – с того злополучного Рождества, когда я напилась и уснула в чулане под лестницей, по которой через некоторое время спустился туда Найджел, – «твой дружок».

Найджела ранило подобное отношение со стороны Мартина, и он изо всех сил доказывал, что ни в чем таком не виноват, ссылаясь при этом на Глорию, которая, по его словам, могла поручиться за него.

Теперь он деловито чертил планы комнат на чистом листе бумаги, вырванном из моего блокнота.

– Тони, агент, дал мне наводку, – промолвил Найджел и, допив кофе, подмигнул мне. – Этого дома даже еще нет на рынке. Работы были почти доведены до конца, но у этого типа кончились деньги. Ты не должна чувствовать себя виноватой перед ним, – поспешно добавил он, зная мою склонность терзаться угрызениями совести. – Он тот еще фрукт – постоянно избивает свою жену.