Моё имя - Анастасия Соболева

К счастью, Лудо не заставил долго ждать с ответом, — похоже, свой вопрос он задал бы, даже если бы я не спросил.

— Тогда, если вы не против, я так и сделаю. Пусть этот вопрос будет предназначен не королю, а моему дорогому младшему брату. Ты так сильно ненавидишь Жатву, потому что она до сих пор вызывает внутри те самые воспоминания?

Я обернулся и посмотрел Лудо прямо в лицо. Сказать по правде, я ожидал услышать от него всё, что угодно, но только не это. Конечно, в вопросе брата не было ничего удивительного, но я секунд тридцать простоял, не зная, что ему ответить. В конце концов, решил, что правда будет лучшим решением из всех возможных.

— Да, — больше мне сказать было нечего.

После этого в воздухе повисла гробовая тишина, которую ни один из нас не хотел прерывать. Пожалуй, сама ситуация требовала от нас выдержать эту паузу. Тогда мы оба думали о прошлом и о семье, которой, в принципе, у нас никогда толком и не было.

Лудо заговорил лишь через пару минут.

— Не знаю почему, но у меня с самого утра плохое предчувствие по поводу этой Жатвы. Я переживал, что нам могут помешать непредвиденные обстоятельства, но, к счастью, пока всё идёт хорошо. Надеюсь, до конца ничего необычного так и не произойдёт.

— Хм. Знаешь, а вот я бы не расстроился, произойди что-то интересное.

— От вас я и не ожидал услышать другого ответа, ваше величество, — сказал брат, слегка подсмеиваясь.

Пожалуй, именно это и заставило меня стать серьёзнее.

— Лудо, скажи, ты не чувствуешь ничего странного в воздухе?

— Лёгкий ветер, дым, людская кровь и плоть. Нет, ничего необычного. А вас интересует что-то конкретное?

— Да нет, не бери в голову. Просто… Хотя, не важно. Думаю, тебе пора сделать очередной осмотр и убедиться, что везде всё в порядке. По твоему возвращению я объявлю об окончании пиршества.

— Как пожелаете, м… Исполню всё в лучшем виде.

Я никак не прокомментировал его незаконченное «мой повелитель». Тем временем Лудо принял свою вторую форму и удалился в направлении северо-востока. Со скоростью, почти равной моей, он довольно быстро скрылся из виду.

Мне стало не по себе от того, что Лудо тоже что-то беспокоит. Его интуиция очень редко подводила, так что я привык довольно серьёзно относиться к «предчувствиям» брата. И ещё этот непонятный запах всё не давал мне покоя… Но, пожалуй, гадать сейчас нет никакого смысла, — чтобы ни произошло, я смогу дать этому отпор. Рассудив подобным образом, я быстро избавился от ненужных мыслей и устремил свой взгляд к небесам.

Солнца уже и вовсе не было видно: его давным-давно скрыла, на первый взгляд, бесконечная пелена дыма. Кое-где солнечные лучи всё-таки пробивались, но это не сильно меняло общую картину. Казалось, что кто-то решил взять в плен весь свет этого мира и отпускать его вовсе не собирался.

Темно. Прямо как тогда.

Я не переношу темноту с детства. Сейчас я её просто недолюбливаю, но раньше просто до чёртиков боялся. Мне казалось, что стоит закрыть глаза лишь на мгновенье, и из-под кровати тотчас вылезет неведомое доселе существо, жаждущее разорвать мою плоть на куски. Конечно, сейчас при воспоминании о том, насколько глуп и наивен я был, становится смешно, но вот тогда я относился к этому вполне серьёзно. До тех пор, пока не понял, чего в этом мире нужно действительно бояться.

Как-то раз, года в четыре, я рассказал о своих страхах матери, Наоми Девериус. Она, мягко улыбаясь, внимательно выслушаламою историю, а после погладила по голове и сказала, что никаких монстров не существует в помине. Сказала, что мне нечего бояться, ведь она с отцом всегда будут рядом, чтобы защитить своих дорогих детей, чтобы своими же руками уничтожить всё зло, что посмеет угрожать счастью её любимого сына. Король же (тогда ещё мой отец) ничего не сказал и просто потрепал за волосы. Даже сейчас я помню, насколько был тогда счастлив.

Да, тогда я ещё не умел отличать правду от игры на публику. Тогда я был всего лишь глупцом.

Тем же вечером, за ужином, я случайно разбил тарелку, в которой мне подавали еду. Кажется, я ещё и ладонь сильно порезал, кровь начала капать на стол, и я ужасноперепугался. Мама сказала, что ничего страшного не произошло, взяла меня за руку и вывела из зала. Помню, я удивился тому, сколь ледяным было её прикосновение, ведь внушало оно вовсе не теплоту и заботу, а лишь животный страх.

За дверью, убедившись, что никого нет поблизости, Наоми сильно ударила меня по лицу. Перед глазами тотчас всё поплыло, и я ненадолго отключился. Когда же пришёл в себя, её рядом не было. Меня окружала сплошная тьма. В место, где я находился, не проникал ни единый отблеск света, как будто солнце навсегда позабыло о существовании столь тёмного уголка. Куда ни посмотри — лишь вечная мгла.

Я заплакал и, споткнувшись обо что-то тяжёлое, упал на пол, который оказался обычной землёй. Догадаться, что я нахожусь где-то на самых нижних уровнях замка, не составило большого труда. От земли исходил металлический запах крови, и меня стошнило. Я встал в надежде найти выход, но всё закончилось тем, что снова упал и разодрал кожу на руках и ногах о нечто острое. Что это было, мне не хотелось даже и думать. После этого я нашёл стену, оперся о неё и стал ждать, когда же меня освободят. Кажется, я пытался не плакать, но не уверен, что у меня это хорошо получалось. Освобождения из той комнаты я ждал два дня.

Позже выяснилось, что это было подземелье — место, в котором держали смертников, совершивших преступления, простить которые просто-напросто невозможно. В этой комнате их пытали жесточайшими способами, тем самым лишая самого главного — желания жить. В конце концов, они сами начинали молить тюремщиков о своей смерти. Таковыми были наказания за убийства, предательства, кражи или же государственные измены. Я же просто разбил тарелку. Моё отсутствие не замечали, поскольку мама сказала, что принцсерьёзно приболел, и ему не рекомендуется выходить из комнаты. С тех пор я больше никогда не рассказывал ей о своих страхах. Я в полной мере осознал, насколько сильно она меня ненавидит.

Воспоминания возникли из дыма, он же их и прервал. Всего на мгновение мне показалось, что в этом извивающемся чёрном сгустке смрада возникла улыбка. Мать словно насмехалась надо мной, говоря, что чтобы я ни