А я люблю военных... - Людмила Милевская

Пока я разглагольствовала, вино делало свое дело:пропитывало меня уже столь необходимым моему организму теплом, пропитывало,пропитывало и пропитало. Вино было так себе: не “Беерауслезе” и не ”Айсвайн”,но на душе сразу как-то порозовело; тут же вспомнилось, что я уже несколькодней как женщина одинокая. И полковник уже не казался таким противным.

“Да он милашка, — подумала я, — настоящий милашка. Ишь какиеу него синенькие глазки. Ангел! Чистый ангел! Жаль, теперь будут у негонеприятности. И жаль, что я ничем не смогу ему помочь.”

Полковник заметил, что я воспряла и приступил к допросу.

— Софья Адамовна, — сказал он, почему-то кивая на пустойстакан, — зачем вы это сделали?

Я опешила:

— Как — зачем? Чтобы почувствовать себя человеком!

Полковник не стал скрывать своего изумления и воскликнул:

— Да неужели нет для этого других способов? Особенно длятакой милой и красивой дамы как вы, умной и народом любимой.

Должна сказать, что он смотрел на меня ласково, как напокойника.

— Есть и другие способы, — ответила я, настраиваясь на приятнуюбеседу, — но выбрала этот, как самый оптимальный и доступный.

Полковник еще больше изумился:

— Вы считаете этот способ самым доступным?

Я поймала себя на мысли, что мне приятно его изумлять, сэтим чувством и дала ответ.

— В данный период моей странной жизни — да, — ответила я, иполковник схватился за голову.

— Бедная женщина! — завопил он. — Вы так запросто мне в этомпризнаетесь?

— А почему бы и нет? Что в этом такого? Я не совершиланичего исключительного, ничего такого, чего не сумел бы любой.

— Вы полагаете, любой решился бы на такой безрассудныйпоступок? — окончательно изумился полковник.

— Да что же здесь безрассудного? — начала уже изумляться ия. — Всего лишь стакан вина для поправки здоровья. Боюсь, все безрассудное ясовершила вчера.

Когда бы не так, так и говорить было бы не о чем.

Бедный полковник так странно себя повел, что я струхнула.Кто его знает, работа у него тяжелая, не у каждого нервы выдержат, неровен частронется умом, если еще не тронулся. Боюсь, трогается прямо на моих глазах.

Примерно то же, вероятно, он подумал и обо мне. Подумал испросил:

— Софья Адамовна, официальной информации об этом нет, носкажите прямо: вы никогда не обращались к психиатру?

— Да с чего бы это? — рассердилась я. — Что навело вас натакую дикую мысль?

— Да ваши странные рассуждения. Какое отношение имеет стаканвина к покушению на президента?

— Абсолютно никакого, — заверила я.

— А что же безрассудное вы совершили вчера?

— Напилась вдрабадан, — с необъяснимым оптимизмом сообщилая.

— И все? — опешил он.

— А вам этого мало?

Полковник без всякой видимой причины вдруг вышел из себя,покраснел, хлопнул по столу кулаком, да как закричит:

— Так что же вы мне голову морочите?!

“Сейчас начнут бить!” — подумала я.

“Сейчас начнут бить!” — подумала я.

Мое хорошее настроение как ветром сдуло.

— Если вам голову и морочу, то не по своей воле! — зарыдалая и, заливаясь слезами, напомнила: — До сих пор под столом лежала бы.

Увидев мои слезы, он смягчился и почти ласково сказал:

— Софья Адамовна, прошу вас успокоиться и сосредоточенноотвечать на мои вопросы.

— Будто не этим занималась до тех пор, пока вы не начали наменя кричать, — ответила я и подумала: “А ласка его преступна и необъяснима. Онже на службе у президента, на которого покушалась якобы я, террористка.”

Уж не знаю какой я там писатель — инженер или не инженерчеловеческих душ — но любого собеседника вижу насквозь, потому и дожила дозрелых лет, сохранив ум ребенка. Может и не открою секрета, но скажу: в товремя пока взрослые думают, что успешно обманывают своих детей, их дети успешнообманывают этих взрослых, и именно потому, что видят их насквозь. Что касаетсяполковника, то я ясно видела, что нет на свете той силы, которая смогла бы егоубедить, что в президента из гранатомета жахнула не я.

— Вот, Софья Адамовна, почитайте, — и он протянул мнеприличную стопку бумаг.

Признаюсь: читать настолько не люблю, что порой сомневаюсь,умею ли вообще читать. Писать — пожалуйста, это вам сколько хотите, но чтобычитать — нет уж, увольте.

— Нет уж, увольте, — воскликнула я, шарахаясь от его стопки.— Не умею читать!

Полковник растерялся.

— Но вы же каким-то образом писатель, — напомнил он.

Меня поразила его наивность. Будто не в одно время живем.Будто современный писатель пишет так, что его можно заподозрить в грамотности.Потому современный писатель так и пишет, что своих книг не читает, просто неуспевает порой, а тот, кто их читает, не знает где этого писателя найти, чтобырассказать ему все, что он о нем…

Впрочем, я дала себе клятву неприличных слов не употреблять,поэтому вернемся лучше к полковнику.

— Софья Адамовна, у вас высшее образование и не одно, —рявкнул он, — так что прекратите ерничать и давайте работать!

— Ха, работать! Да если бы я хотела с вами работать, тосразу бы и пошла в КГБ, еще тогда, в детстве, когда вы мне предлагали. Да еслибы я вообще хотела работать, то и работала бы себе, а не книжки писала…Впрочем, давайте, так и быть прочту, — сжалившись над полковником заключила я —бедняга уже покрылся испариной и красной рябью какой-то странной пошел. —Давайте вашу стопку. Ради вас прочту. И прочла.

Кошмар!

Ужас!

Мне срочно понадобился второй стакан вина, потому что этобыла моя биография. Я-то считала, что жизнь удалась и даже кое-какими местамисобой гордилась, а тут вдруг читаю про бездарно потраченное время, лаконичноуложенное в тонкую стопку страниц и названное моим бытием…

Господи, неужели это все мое?!

Ужас!

Иначе и не скажешь.

Я с трудом дочитала до конца и вопросительно посмотрела наполковника:

— Ну? И что из этого следует? На что вы этим намекаете? — ягневно потрясла прочитанными страницами.