Обманчивая тишина - Александр Александрович Лукин

об интересе немецкой разведки к Нижнелиманску еще во время империалистической войны. Словом, восстановил весь ход своих рассуждений и подвел к главному — к выводу.

Ребята молчали. Кирилл старательно гасил папироску в пустой банке из-под бычков в томате. Славин, не меняя своей патрицианской позы, глубоко засунул руки в карманы штанов.

— Вот это задачка, — вздохнул Ростовцев. — Откуда к ней подступиться?..

— У меня вопрос, Алексей Алексеич. — Славин принял вертикальное положение и вытащил руки из карманов.

— Давай.

— Вы говорите, нижнелиманские чекисты не установили, с кем встречался здесь Грюн. Так?

— Я сказал иначе: установили, что Грюн ни с кем не встречался.

— Какая разница? Что в лоб, что по лбу.

— Ты что, всерьез считаешь, он и вправду мог ни с кем не встретиться?

— А почему же? Если предположить, что Грюн приехал сюда не для разведки…

— Да я не о том.

— Не понимаю.

Что это с ним сегодня? Или притворяется?

— Слушай-ка, Славин. Ты хорошо помнишь, как провел последний выходной?

Славин удивился.

— Это вы к чему?

— Ты не спрашивай, а отвечай.

— Конечно, помню. Это же был культдень.

— Правильно. У тебя, правда, он прошел с некоторыми дополнениями.

Славин лукаво улыбнулся.

— Откуда вы знаете?

— По долгу службы. Ты же мой подчиненный. Но не отвлекайся. Представь себе, что в тот день ты наблюдал за неким Леонидом Славиным. Представил?

— Допустим.

— Сосредоточься и доложи: с кем Славин имел встречи?

Славин недоумевающе поднял левую бровь и быстро заговорил:

— В восемь тридцать на трамвайной остановке двенадцатой марки возле вокзала Славин встретился с очень хорошенькой девушкой, которую, как установлено, зовут Валя. Они втиснулись в подошедший вагон и поехали в Аркадию, где присоедились к загоравшему коллективу сотрудников управления ГПУ. В шестнадцать ноль ноль они вернулись в город, и Славин проводил Валю до подъезда дома номер три по Соборной площади, где, как выяснилось, указанная Валя прописана. В девятнадцать ноль ноль наблюдаемый у подъезда Оперного театра встретился с другой девушкой, тоже очень красивой, которую, как установлено, называл Люсей. В театре они просмотрели оперу Россини «Севильский цирюльник»…

— Прослушали, — поправил Кирилл.

— Правильно, прослушали эту оперу, каковая, судя по выражению лиц наблюдаемого и Люси, им понравилась. Славин расстался с Люсей возле подъезда дома номер двадцать два по Пушкинской улице, где указанная Люся проживает.

— Все?

— Все.

— Никаких иных встреч у Славина не было?

— Факт.

— Именно так, по-видимому, рассуждали и нижнелиманские товарищи. Ответь на несколько вопросов: выходя из дому утром, ты не видел дворника?

— Почему ж, видел.

— Небось, еще с ним поздоровался. Дальше. Если мне память не изменяет, ты приехал со свежей газетой. Кажется, с «Комсомолкой».

— Факт.

— Ты купил ее в киоске?

— Нет, я подписчик. По дороге мне ее почтальонша отдала.

— Значит, ты виделся еще и с почтальоншей. Дальше. В трамвае ты взял билеты у кондуктора, ты…

— Стоп. — Славин зло почесал затылок. — Я все понял. Кроме того, я виделся еще с кассиром пляжа, с мороженщиком, с официантом кафе, с капельдинером в театре, с буфетчицей в фойе, с цветочницей на Дерибасовской.

— Не считая прохожих, соседей по театру, папы и мамы.

— Точно. Я о них не подумал. Потому что это… ну, как бы сказать поточнее… само собой разумеющиеся, что ли, встречи. Обыденные. — Он подбирал слова. — Непреднамеренные…

— Вот-вот. Доктор Грюн вступил здесь в контакт с несколькими десятками людей. И среди десятков был один — тот самый. Единственный. Но его не разглядели. Потому что встреча, как и все остальные, выглядела непреднамеренной. Значит, не шла в счет. Житейский стереотип представлений — вот что губит нашего брата. — Я встал с табурета, подошел к раскрытому окну, присел на подоконник. — Вернемся к теме. Кирилл точно определил проблему: как подступиться. — Я направлял разговор в твердое русло: — Думайте. Предлагайте.

И они думают.

Я знаю, что от Кирилла нельзя ждать мгновенных озарений. Но на сей раз и Славин не спешит высказаться. Я не тороплю ребят. Я терпеливо жду. Пусть «вживутся» в задачу.

И все-таки первым подает голос Кирилл. В глазках его под тяжелыми веками появился блеск.

— Разрешите мне, Алексей Алексеич? — Он кладет свои крупные кисти на стол. — Я понимаю так: нам сейчас надо найти, кто тут может спеться со шпионами. Ихнюю по-тен-ци-альную базу. Правильно?

Я киваю.

— Вы говорили про немецкие колонии — про Найдорф и другие. Куда переводы из Германии приходят… Давайте пощупаем всех, кто получил деньги. Если с толком тряханем, наверняка что-нибудь вытряхнем.

— Кого ты предлагаешь щупать и трясти? — переспросил Славин с грозным спокойствием и снова сел на кровати по-человечески.

— Я ж говорю: немцев-колонистов.

— Значит, их можно трясти всех — правых и виноватых? Потому что они немцы? Интересная мысль. А практически как ты себе это представляешь? Вызывать адресатов «Фаста унд Бриллианта» в порядке живой очереди? Или, может, всех сразу, оптом, а? Представляю, какой подъем начнется в немецких селах! Верно, Алексей Алексеич? Запросто благодарность схватишь.

— Я не ради благодарности… — повысил было голос Кирилл.

— Еще бы! Благодарность-то от фон Боле.

— Почему от фон Боле, Славин?

— Так наверняка же «Фаст унд Бриллиант» — подставное лицо. А