Бархатная песня - Джуд Деверо

Час спустя, под покровом ночи, Пагнел и трое его сподвижников уже стояли под стенами Мортона, забрасывая острые стальные крюки на верх стены. После третьей попытки два крюка наконец зацепились за стену, привязанные к ним веревки спустились до самой земли. Гораздо менее уверенно, чем если бы они проделывали это на трезвую голову, трое поднялись по веревке до верха, сделали минутную передышку, прежде чем снова взяться за крюки и веревки, и спустились в узкую улочку, пролегающую за тесно поставленными домами.

Пагнел поднял руку, делая знак приятелям, чтобы они следовали за ним, а сам, крадучись, направился к домам, рыская взглядом по уличным знакам, висевшим на фасадах.

— Ведьма! — сердито бормотал он. — Я им покажу, что она смертна, как и прочие. Дочь стряпчего, отребье.

У дома Аликс он остановился, затем быстро скользнул к торцу, к запертым на задвижку ставням. Один сильный удар, краткий треск, ставни распахнулись. — и Пагнел уже был внутри.

Отец Аликс лежал наверху в спальне, крепко прижав руки к груди, так как боли снова стали его беспокоить. Когда громыхнули ставни, он охнул, не веря ушам. В городке давно уже не было воровства.

С помощью кремня и трута он зажег свечу и стал спускаться по лестнице.

— Что вы, негодяи, себе позволяете? — громко и требовательно спросил он, в то время как Пагнел помогал приятелю влезть в окно.

Это были его последние слова: в следующее мгновение Пагнел схватил старика за волосы и кинжалом перерезал ему горло. Даже не взглянув на безжизненно оседающее тело, он поспешил к окну. Когда все его спутники влезли в дом, Пагнел стал подниматься по лестнице.

После дневных испытаний Аликс мучила бессонница. Как только она закрывала глаза, перед пей являлся Пагнел: Аликс ощущала смрад из его рта, чувствовала язык. Она ухитрилась скрыть от отца то, что произошло. Ей не хотелось беспокоить его. Впервые в жизни ее мысли были заняты не музыкой, а чем-то другим.

Она была так встревожена, что сначала не услышала шум внизу, и насторожилась только тогда, когда услышала сердитый голос отца и последовавший затем странный звук.

— Грабители! — ойкнула она, откидывая шерстяное одеяло и соскочив на пол. Быстро схватив платье, Она стала через голову натягивать его. Кому надо было их грабить? Они настолько бедны, что взять у них нечего. «Львиный пояс! — подумала она. — Возможно, они прослышали о нем». Открыв небольшой встроенный шкаф, она привычным движением приподняла доску, вынула из тайника единственную ценную вещь, которая принадлежала ей, — золотой пояс, — и застегнула его на талии.

Шум в комнате отца испугал ее: она услышала чьи-то шаги, направлявшиеся к ее комнате. Схватив Стул и тяжелый железный подсвечник, она притаилась за дверью и, стараясь не дышать, замерла в ожидании.

Дверь на кожаных петлях стала медленно открываться и, различив во тьме голову незнакомца, Аликс изо всех сил ударила по ней подсвечником.

Пагнел рухнул к ногам Аликс. Одно мгновение глаза его были открыты, и, прежде чем потерять сознание, он успел ее разглядеть.

При виде этого дворянина в их маленьком домике Аликс снова охватил ужас, что она испытала днем. Это было не обычное ограбление, а где отец? Снова послышались шаги, тяжелые, бухающие по лестнице, и Аликс пришла в себя. В отчаянии оглянувшись, она доняла, что единственный путь к спасению — окно. Аликс нагнулась и выпрыгнула.

Она шумно упала на землю и подкатилась к стене. Одну долгую страшную минуту она лежала оглушенная, не в состоянии перевести дух. Однако времени валяться здесь, в грязи, пытаясь прийти в себя, у нее не было. Хромая, чувствуя боль в боку и левой ноге, она заковыляла туда, где были распахнуты ставни.

Конечно, луна — не лучший источник света, однако рядом с отцом еще теплилась свеча в опрокинутом подсвечнике, и Аликс ясно разглядела то, что было: большую зияющую рану у него на горле. Вокруг его головы растеклась лужа крови.

Потрясенная, Аликс отпрянула от окна и заковыляла подальше от дома. Она не чувствовала, как холод щипал ее руки, проникал сквозь грубую шерстяную ткань платья. Теперь ей было не до Пагнела и того, что он собирался-с ней сделать или что мог бы забрать из дома, потому что он уже отнял у нее главное — ее отца, единственного человека, который любил ее не за то, что она музыкантша, а просто потому, что любил, и который теперь был мертв. Чего же больше? Что еще могли отнять у нее дворяне?

Она брела не разбирая дороги и наконец почти рухнула на колени перед церковью. Крепко сложив ладони, она стала молиться за душу отца, чтобы небо приняло его милостиво, как он того заслуживал.

Сказалась ли привычка полностью сосредоточиваться на чем-то одном — следствие ее многолетних занятий, что, возможно, было ее большим недостатком, — но, как бы то ни было, она совершенно не замечала поднявшейся вокруг суматохи, не видела и не слышала треска пламени, пожиравшего ее дом и безжизненное тело отца. Страх перед огнем внутри городских стен выгнал из домов городских жителей и, охваченные ужасом, они не замечали хрупкую фигурку Аликс, съежившуюся в проеме церковных дверей.

С первым светом открыли ворота, а за ними уже ожидали шесть рыцарей графа Уолденэмского. Огромные лошади топали по узким улочкам, пролегавшим между домами. Рыцари продвигались через город неспешно, по-хозяйски секирами срубая вывески и коньки крыш, которые мешали им на пути. Глядя, как они едут через их мирный городок — огромные, грозные, в надвинутых шлемах, — женщины хватали детей и прятали их подальше от опасных копыт.

Рыцари остановились перед тлеющими развалинами дома Блэкиттов. Их предводитель, вытащив из переметной сумы пергамент, приколол его к обгоревшей, но устоявшей балке. Не поднимая шлема, он взглянул с высоты своего рослого коня на испуганных горожан. Быстрым движением он вскинул копье и ловко пронзил им воющего пса, а затем бросил мертвое животное в угли.

— Читайте и берегитесь! — рявкнул он так, что городские стены ответили эхом.

Не обращая внимания на жителей, рыцари пришпорили коней и тяжело поскакали из города, теперь уже по противоположной стороне улицы, и тоже круша все на своем пути, прежде чем выехали в ворота и исчезли, оставив позади себя перепуганных насмерть горожан.

Прошло несколько минут, прежде чем люди пришли в себя и обратили внимание на приколотый к балке пергамент. Священник вышел вперед. Чтение потребовало некоторого времени, и горожане стояли молча. Когда священник наконец повернулся, он был бледен как мел.

— Аликс, — начал он медленно. — Аликсандрия Блэкитт обвиняется в ереси, колдовстве и воровстве.

Гриф Уолденэм утверждает, что девушка использовала свой дьявольский голос, чтобы соблазнить его сына, а когда он допытался противостоять искушению, она стала кощунствовать. Видя, что он продолжает сопротивляться, она своими дьявольскими чарами обессилила его, а затем ограбила.

Все замерли, словно пораженные громом. Голос Аликс — орудие сатаны? Конечно, дар у нее необыкновенный, однако, вне всякого сомнения, такими способностями одарил ее Господь. Разве она не посвятила свой голос во славу Господню? Да, некоторые из ее песен не напоминали церковную музыку, и, возможно…