Отмщенный - Кирилл Казанцев

Черное дуло смотрело Глотову в рот. Мгновенно пересохло в горле, полковник закашлялся.

— Эй, подожди… — пробормотал он, заикаясь. — Постой, ты… Ты кто такой? Что тебе надо? Хочешь денег?

Визитер молчал. Впрочем, шевельнулся, спустился на ступень. Дуло подъехало, и стало еще страшнее. В лицо полковнику пахнуло чем-то затхлым, могильным, совершенно неприемлемым. Ноги подкосились — он видел, как напрягся грязный палец на спусковом крючке. В отверстиях маски поблескивали глаза — бездушные, холодные, серые. Сейчас пальнет! — ошарашило офицера. За что?! Импульсивный порыв — от полной безысходности! Он дернулся, метнулся влево, вправо. И вдруг схватил в охапку икающую позади девицу, рванул ее, сам ушел в сторону — и прикрылся ею, как щитом. Девица брыкалась, норовила расцарапать глаза, но он держал ее прочно и начал пятиться. Последний эпизод не произвел на злодея впечатления. Глаза в вырезах маски оставались спокойными и холодными. Он только вздохнул… и вдруг стремительно спрыгнул вниз. Неуловимое движение свободной рукой, и полковник почувствовал, как конечность пронзила лютая боль. Он никого уже не держал. Девица, как переходящий приз, перекочевала к другому обладателю. Она орала, как сумасшедшая, закатывала глаза. Сильная рука схватила ее за шиворот, и девица полетела — на ровную площадку между пролетами. В ней не было ничего интересного для злоумышленника — даже после злополучного удара бутылкой. Ирина дурой не была, уловила намек — приземлилась без повреждений и скачками, воя по инерции, бросилась на второй этаж, где мгновенно пропала из кадра. Полковник снова увидел дуло браунинга, зрачок смерти… В глазах за потешной маской поигрывала усмешка. Он спустился на ступень — и полковник попятился, не отводя завороженных глаз от пистолета. Таким порядком они и опускались вниз — одного ломало от страха в ожидании выстрела, он нащупывал носком ступени, второй — спокойно и деловито. Вестибюль, мраморные плиты, дверь из дуба и прочного рифленого стекла… Полковник дернулся, пустился наутек, петляя, как заяц. Наверх, к парадной лестнице! Глупо, но чем не шанс? Грохнул выстрел, пуля пропела над ухом, он зацепился за витую колонну и чуть не обернулся вокруг нее, как вьюн! Растянулся на узорчатом полу, завизжал от пронзительной боли в поврежденном плече. Вспыхнули отбитые внутренности. Он отползал за колонну, закусив губу, обливаясь потом. А за ним, бесшумно ступая громоздкими ботинками, двигалось зловещее существо в карнавальной маске… Полковник дополз до входной двери. Сбоку на сигнальной панели пульсировал тревожный огонек. Он уперся ладонями в пол, но не спешил вставать. Физиономия жертвы превращалась в серую маску, глаза заволокла предсмертная муть. Он обмочился от ожидания конца — уже попахивало, промокали штаны.

— Ты что за крендель, черт тебя бери? — хрипел Глотов. — Ты на хрена сюда пришел? Я тебя не знаю…

— Темная кошка с темным прошлым, Дмитрий Аверьянович. — вкрадчиво отозвался незнакомец. — Еще и в темной комнате. — У него был тихий, хрипловатый и запоминающийся голос. — Согласен, вы меня не помните. Столько воды утекло. Но вы меня знаете, Дмитрий Аверьянович. Знаете, но не помните…

— Слушай, сволочь, ты или стреляй, или объясни… — захрипел полковник. — Какого хрена изъясняешься загадками? Падла, ты хоть соображаешь, на кого пошел?

— А что я здесь, по-вашему, делаю? — удивился незнакомец и покосился на пульсирующий огонек. Время для беседы оставалось. Злоумышленник с любопытством разглядывал скорчившееся под ногами тело. Склонил голову. Потом в обратную сторону. Видно, фильмы ужасов в свободное время он просматривал. Сел на колени, схватил свою жертву за шиворот, оторвал от пола и безжалостно врезал рукояткой по челюсти! Хрустнула кость. Полковник забился в падучей, не в состоянии обуздать боль. Незнакомец убрал пистолет, снова взял свою жертву за грудки и без слов ударил в зубы. Часть зубов, по-видимому, уцелела — он продолжал вяло ругаться, путая угрозы с мольбами о пощаде. Злоумышленник удовлетворенно кивнул, выпрямил спину.

— Потеря памяти — это крайне досадно, Дмитрий Аверьянович, — вкрадчиво посетовал он. — Совсем не вспоминается, нет? Прошло каких-то восемнадцать лет, вы носили почетное звание сержанта ППС, трудились, как и ныне, в Литвиновском РОВД, беспощадно боролись с преступностью…

— Падла, я не понимаю… — плевался кровью Глотов.

— Ладно, излагаем простым языком, — вздохнул незваный гость. — И прекратите ругаться, Дмитрий Аверьянович, не то огребете в дыню по самые помидоры. Девяносто пятый год, июнь, Рябинниковский сельсовет. Четыре милиционера в свободное от работы время изволили отдыхать на берегу Власовки. Один из них были вы, господин Глотов. Молодая парочка по соседству — парень с девушкой, обоим по семнадцать, юные влюбленные сердца, поклявшиеся быть вместе до гробовой доски. Милиционеры выпили, им было скучно, рыба не клевала, потянуло на подвиги. А тут такая куколка под боком. Процесс ухаживания завершился избиением паренька и групповым изнасилованием несовершеннолетней девочки. Вы были первым, кто это сделал — в грубой, как сейчас говорят, и циничной форме. Вспоминаете, Дмитрий Аверьянович? Вижу по глазам, что память заработала. Девочку звали Людмила Вдовина. Паренька — Павел Ковальский.

— Черт, так это ты… — Землистая физиономия сморщилась и стала приобретать салатный оттенок.

— Избитый парень очнулся, когда все кончилось. Истерзанная девушка лежала без сознания, пьяные ублюдки застегивали штаны и оживленно делились впечатлениями. Рассвирепевший Павел Ковальский бросился на них, но что он мог сделать против четверых молодчиков? Пареньку едва исполнилось семнадцать. Менты гоготали, били его ногами, пасовали друг другу — словно в мячик им играли. Паренек вырвался, откатился, а когда на него набросились все четверо, он схватил подвернувшуюся корягу и швырнул в того, кто лез первым. Им оказался сержант Лемясов — примерный семьянин и добросовестный работник. Сучок коряги вонзился в чувствительное место над верхней губой, работник милиции скончался на месте. Рассвирепевшие подонки накинулись на Ковальского, чтобы добить, но в этот момент именно у вас, Дмитрий Аверьянович, проснулся здравый смысл. Как ни крути, ваша компания совершила групповое изнасилование. Это досадно, не спорю, но на работников милиции тоже распространяется действие Уголовного кодекса. Вы остановили разъяренных товарищей, уже избивших парня до бесчувствия, и стали совещаться. Остатки водки вылили пареньку в горло. Дело выгорело. Отличная версия для правосудия: молодые поцапались, девица не дала своему дружку — поскольку, по ее мнению, он был выпивший. Обиженный Ковальский бросился на подругу, стал ее насиловать, девчонка кричала, звала на помощь. Рядом оказались блюстители порядка — ну, совпало так, отдыхали в нерабочее время у соседнего переката — кинулись спасать девчонку, навешали насильнику — поскольку он в исступлении стал на них бросаться. В общем, исполнили свой гражданский и профессиональный долг. Не уследили — малолетний насильник швырнул корягу, погиб сержант Лемясов, вечная память храброму милиционеру… Данные экспертизы подтасовывать не пришлось, экспертиза показала, что у Ковальского и Людмилы был половой контакт. Он действительно был, но не имел отношения к изнасилованию. Молодые люди любили друг друга. А что касается пьяных милиционеров, то они занимались с Людмилой нетрадиционным, так сказать, сексом, то есть не туда… Вы обязаны помнить, Дмитрий Аверьянович, как это происходило. Доказать свою непричастность и вину милиционеров Ковальскому не удалось. Еле выжившая Людмила подверглась жесткому прессингу и на суде промямлила, что ее насиловал Ковальский. Не самый красивый поступок, но преступники внушили ей, что в случае дачи «неверных» показаний погибнет вся семья девушки, включая маму и младшую сестру. Семнадцатилетнему «убийце и насильнику» впаяли восемнадцать лет. Многовато, учитывая возраст, но что поделать? Наше правосудие всегда было независимым — практика судов ни в коей мере не зависела от теории права. Опустим мелкие детали, Дмитрий Аверьянович, — как сидел, сколько добавили, как бежал. У нас не так уж много времени. — Преступник покосился на пульсирующий огонек сигнализации. — Хотя, полагаю, минуты четыре у нас еще есть… — Стащил с лица надоевшую маску и вскинул пистолет. Полковник завыл, задергался. Личина злоумышленника оказалась не краше маски. Серая кожа, борода торчала клочками по всему лицу, благодаря чему его конфигурация совершенно не читалась. Мстительным огнем блестели глаза.