Аленький цветочек для чудовища - Дарья Калинина

И Полина сказала:

– Ладно, тетя Валя, с вами хорошо, но мне бежать надо.

– В училище торопишься? Прости, что я тебя задержала своими глупостями. Просто увидела этот катафалк, буквы эти, будь они неладны, вот и накатило. Маму вашу с папой давно не вижу, вот и подумала…

– Нет, нет, – испугалась Полина. – Они живы-здоровы.

Но всю дорогу до училища у Полины из головы не шли слова соседки про страшный черный катафалк, на котором нынче рано утром укатила в неизвестность Верочка. И уверенность в том, что сестра влипла в какую-то историю, в Полине еще больше укрепилась.

В училище Полина первым делом разыскала Римму Вениаминовну. Та пила кофе, закусывая его сдобной булочкой. Рядом на тарелочке дожидалось своей очереди ее любимое пирожное «наполеон». Даже с расстояния было видно, какое оно пышное, какой маслянистый желтый крем. Абы что и абы где Римма Вениаминовна не потребляла. Она любила продукты наилучшего качества и всегда знала места, где можно такие получить по весьма сходной цене.

– Повезло, что у нас в стране еще остались люди, которые дорожат собственной репутацией.

Несмотря на весьма полную, местами даже тучную фигуру, отказывать себе в сладком удовольствии преподавательница не находила нужным. То же самое касалось жирного, копченого, печеного, вареного и жареного. Одним словом, Римма Вениаминовна была лакомка, любила вкусно покушать и большого греха в том не видела.

– Если бы Господь хотел видеть меня постницей, то он наградил бы меня другой натурой. А у меня сызмальства был хороший аппетит. Кто хочет мне угодить, пусть вкусно меня накормит.

Полина помнила об этой особенности своей преподавательницы. И появилась перед ней с коробочкой, в которой лежали сэндвичи из кафе, в котором Римма Вениаминовна сама делала покупки.

– Ваши любимые с ржаным хлебом, огурчиком, семгой и сливочным сыром, – льстиво перечислила Полина.

Преподавательница приветливо кивнула ей в ответ. Но даже это простое приветствие получилось у дамы необычайно величественным. Прическа у Риммы Вениаминовны была роскошная, высокая башня, увенчанная гребнем из панциря черепахи с перламутровыми инкрустациями. Свое большое тело женщина укрывала просторными шалями – из шелка летом и тончайшего кашемира зимой. Вообще, Полине ее преподавательница по вокалу казалась кем-то вроде императрицы. Она и вела себя соответственно. И выглядела так же.

Что касается Риммы Вениаминовны, то она тоже разглядывала свою ученицу, находя, что та сильно побледнела и сдала в последнее время. Полина была такая кругленькая, такая розовенькая, когда пришла к Римме Вениаминовне в первый раз на занятие. Просто сердце радовалось, глядя на нее. А за эти месяцы пухлые щечки у девочки совсем сдулись. И второй подбородочек тоже куда-то исчез. Римма Вениаминовна находила эти признаки весьма пугающими. Было ясно, девочку что-то угнетает.

Полина говорила, что родители по работе перебрались жить куда-то очень далеко. Возможно, одно с другим как-то связано? Надо будет узнать.

– По какому случаю презент? – поинтересовалась она у Полины.

– Мне нужен ваш совет.

– Могла бы и не затрудняться.

– Вы всегда говорили, что мозг нужно кормить. Вот я и хочу подкормить ваш мозг.

Римма Вениаминовна невольно улыбнулась в ответ. Потом взяла упаковку с сэндвичем себе, а тарелочку с «наполеоном» придвинула к Полине.

– Ешь.

– Это же ваше.

– Пока не съешь, разговора не получится. И налей себе чаю.

И больше не произнесла ни слова, пока Полина не управилась с пирожным.

– Худая, бледная, что с тобой происходит?

– Это все из-за Веры.

Полина могла долго не объяснять, кто такая Вера, поскольку в свое время сестра закончила это же училище, пела в хоре, а руководительницей хора пару лет была именно Римма Вениаминовна.

– И что с Верой? Она влюбилась?

– Ах, если бы!

И Полина принялась изливать душу. По мере того как она говорила, лицо Риммы Вениаминовны темнело.

– Вера ведь училась у Клавдии Николаевны? И я помню, ты говорила, что они были очень дружны. Мне-то уже подолгу стоять на ногах трудно, потому я и предложила Клавдию на должность руководительницы хора. Она молодая, инициативная, ученицы считали ее почти что своей. А уж твоя Вера всегда была в числе приближенных Клавдии.

Полина кивнула. Сестра обожала свою учительницу по вокалу. И хотя училище Вера закончила в прошлом году, она до сих пор является солисткой в их хоре, посещает все репетиции и ездит на выступления. Клавдия Николаевна, которую ученицы звали просто Клавдией, была еще очень молода, всего на несколько лет старше своих учениц. И отношения со многими из них у нее сложились дружескими. В частности, с Верой они почти что подруги.

– Странное совпадение, – произнесла Римма Вениаминовна. – Клавдия не выходит на работу вот уже почти неделю.

– Как и Вера!

– Я слышала, девочкам Клавдии даже подыскивают замену, – задумчиво продолжала Римма Вениаминовна. – Поскольку никому непонятно, что случилось с Клавдией.

– Ей никто не звонил?

– Звонили, конечно, – пожала плечами женщина. – Но… Впрочем, пойдем со мной и все узнаем более точно.

И Римма Вениаминовна величественно поплыла по зданию училища. Оно находилось в старинном особняке, занимало все его четыре этажа. И здешние высокие потолки с лепниной, колонны и узкие створчатые окна как нельзя лучше подходили для обрамления облика этой женщины.

Они пришли вовремя. Класс Клавдии как раз занимался, но распевались они с другим преподавателем. Полтора десятка девушек облепили рояль, за которым сидел бородатый Нарцисс. Это не было прозвищем, так звали молодого преподавателя по паспорту. Нарцисс Олимпович. По идее, человеку с таким именем и отчеством полагалось быть задавакой и снобом, но Нарцисс опровергал эту теорию. Был он мил и приветлив. А густую бороду он начал отращивать, чтобы выглядеть хоть немного брутальней и солидней.

С появлением посторонних занятие прервалось. И на вопрос, где же Клавдия, девушки принялись делиться накопившимися у них сведениями.

– Трубку она не берет. Что случилось, не объясняет.

– Мы к ней ходили!

– Ездили раз пять!

– Поодиночке, парами и целыми компаниями. Ее то нету дома, то она ни с кем не хочет общаться.

– Сидит дома одна-одинешенька, твердит через дверь, что плохо себя чувствует, но врача к себе при этом не вызывает.

Римма Вениаминовна удивилась:

– Откуда знаете про врача?