Сигареты и пиво - Чарли Уильямс

В этот момент подошла медсестра и утерла испарину со лба миссис Плагхэм. Когда леди снова пришла в себя, я спросил ее, куда катится мир, что пожилая женщина не может уже выйти из дома, не рискуя быть ограбленной.

— Катится? Да никуда он не катится, он давно уже докатился. Сколько себя помню, меня все время грабили. Да, еще лет пятьдесят назад… Этот парень, как же его звали… Как же его звали-то? Ну, да ладно… Вот он, значит…

— А почему же вы тогда так испугались? — удивился я. Разве не из-за пережитого ужаса она лежит в больнице под капельницей?

— А, так это не из-за того, что он на меня напал. По чести сказать, он и пальцем меня не тронул. Я просто отдала все, что было, я всегда так делаю. Нет, испугалась-то я совсем не того. Что-то в его взгляде было такое…

Веки старой леди затрепетали, она часто задышала. Вскоре вернулась медсестра и задернула шторы.

На улицах Манджела было темно и сыро. Ваш покорный слуга шел поведать вам эту историю…

Я, прям сказать, охренел, да и вы бы на моем месте охренели, если б увидели этого чувака на машине у своего дома. В ту минуту меня здорово парил вопрос, хули он тут делает, я ведь не так давно облегчил его на пятнадцать фунтов. Пацан собрал дань с другого пацана, на этом дело закончилось. А если другой пацан заморочился, нашел, где я живу, и подвалил в такое время, просто чтобы посмотреть — то за каким хуем ему это надо?

Я сказал себе, что в следующий раз, если увижу этого чувака, нужно будет ему вломить, чтобы до него дошло, что к чему. Мне посрать, чужак он или нет. Я Ройстон Блэйк, блядь, и каждый пидор в округе знает, что я чужаков на хую вертел. Я их не боюсь, и выебонами меня не возьмешь.

Ну так вот, все это прокрутилось у меня в голове, едва я закрыл дверь и жестокий мир остался снаружи. Я пошел в гостиную.

Финни лежал в отрубе там же, где я его оставил. Я прекрасно понимал, как он себя чувствует. Я и сам устал как собака и хотел одного — завалиться на упругий матрас под чистые простыни. Правда, я не менял постельное белье уже хрен знает сколько недель, и матрасу было уже лет пятьдесят, так что упругости в нем было не больше, чем в члене пенсионера.

Я знал, что Финни приходится нелегко. И во сне ему всяко было лучше. Во сне он мог ходить и бегать. Мог посмотреть в зеркало и увидеть свое лицо, такое, каким оно было прежде, чем его изуродовали бензопилой, чтоо пиздец. Может, даже телку снимет, там, во сне, если повезет. Но с этим могут быть напряги, ему это и раньше ни хрена не удавалось.

Я вытащил из бумажника пятерку и положил рядом с Финни. Потом положил сверху еще одну. А потом я пошел наверх, в койку.

Я проснулся в час дня, кишки просто выворачивались от голода. Спустившись, я положил трубку телефона на место, думая, сколько раз мне звонила Салли, хотя на самом деле мне было посрать. Я открыл холодильник и вслух обматерил свое долбаное везение. Внутри не было ни хуя, кроме капли голимого молока, старого пакета брюссельской капусты и банки пива.

Я открыл банку и сел за стол, стал думать, что делать. Нужно было позавтракать. Всем рабочим людям по утрам надо, блин, завтракать. А ехать в город в “Мясную лавку Фреда” я не собирался. Так что выход был один.

Отправить Фиини на угол, в магазин Дага.

Ему будет нехило немного размяться. Ему нужно набирать силы, а не валяться на полу и ныть. Но когда я уже собирался постучать в его дверь, у меня дрогнуло сердце. Пусть спит, уебище несчастное. Жизнь в инвалидной коляске — это пиздец как сложно, даже если у тебя есть раб, который подтирает тебе жопу. Не, я ему, конечно, жопу не подтирал. Ройстон Блэйк никому не подтирает жопу. Это просто была мета… Мета… Бля, ну, выразился я так, короче.

Урчание в животе напомнило, что решать проблему нужно срочно. Я допил пиво и поднялся по лестнице.

Я одевался и прокручивал в башке варианты. Про поездку в город я и не думал. Может быть, удастся стрельнуть жратвы у соседей? Вряд ли. Если кто-нибудь из них не перейдет при виде меня на другую сторону улицы — это, считай, повезло. Пришло время взглянуть в лицо фактам.

Придется мне идти в магазин на углу.

В конце концов, для пацана желудок важнее гордости, разве нет?

Я медленно шел по улице. Лучше было, конечно, до этого не доводить. Даг повел себя со мной как последний мудак. Когда я там был в последний раз, он закрыл мне кредит и сказал, чтобы я выметался. Так что я поклялся никогда больше туда не ходить. Но это было ебаных сто лет назад, с тех пор многое изменилось. Да, настало время забыть старые обиды и сосредоточиться на главном, а именно, на сосисках, яйцах, беконе и грибах. А еще на черном пудинге. На жареных помидорах и тушеных бобах.

И на сале.

Когда я толкнул входную дверь, зазвонил колокольчик. Я выматерился про себя и вошел с высоко поднятой головой, чтобы достойно встретить любое дерьмо, которое на меня вывалит Даг. Но за кассой его не было, и это первое, что меня напрягло. Даг, владелец магазина, всегда торчал за кассой. Считал мелочь или почесывал задницу, или не знаю, что еще делал — но он всегда торчал там, готовясь встретить покупателя улыбкой или нахмуриться, или чего там еще у него есть в ассортименте.

Что меня еще напрягло, так это полки. Они были наполовину пусты. А полки в магазине Дага всегда забиты под завязку.

Я замер на месте, тихо, как мышь. Никогда не знаешь, как все обернется, так, нет? Если я правильно разыграю карты, то смогу унести отсюда все, что мне нужно, и еще немного, и меня никто не заметит, я сохраню лицо и весьма нужные мне бабки, которых по-любому только пять фунтов.

Я стал на цыпочках обходить магаз, тягая с полок пакеты и банки. Бекона не было, вместо него я взял вдвое больше сосисок. К тому же во всем магазине нашлось всего полдюжины яиц, а мне нужно было больше, так что вместо них я набил карманы баночным пивом, а потом полез под прилавок за сигаретами. Места почти не осталось, я втянул живот и последние несколько пачек “Номер Первой” засунул в трусы. Не особо удобно, но мелкие напряги по сравнению с таким количеством курева — это хуйня. Я пошел к дверям, наслаждаясь теплом, которое разливается внутри каждый раз, как наткнешься на халяву.

— Добрый день, сэр, — только я подошел к двери, позади меня раздался голос. Но пока все было путем — он еще не заметил, что я что-то спиздил. Но как только я выйду, обязательно заметит.

Я обернулся.

— Здоров, Даг, — говорю.

— А-а, — сказал он, запахивая на своей тощей груди белый пиджак, в нем, да плюс коричневые рабочие штаны, он был похож на сигарету с фильтром. — Неужто это Ройстон Блэйк?

— Ну да, — отвечаю, чувствуя, что сажусь на измену. Это было ни хуя на него не похоже — говорить таким голосом, когда я засунул гордость себе в жопу и таки вошел в его магазин. — Меня так зовут. И че?

А он все стоит, зенки выкатил, рот в куриную жопу морщит — и вдруг улыбнулся. Прикиньте, блядь, Даг мне улыбается — да я такого не видел за все те хуй знает сколько лет, что ходил в этот магазин. Да такого даже подумать было нельзя, что у него рот под это заточен, губы узкие и сжаты намертво. Но он как-то эту лыбу из себя вымучил, поднял уголки рта с помощью мышц щек, которые он раньше ваще не использовал. Они, наверное, аж заболели, потому что через минуту улыбка с его морды сползла, и он сказал: