Записки Клуба Лазаря - Тони Поллард

— Вам лучше закрыть рот платком. Я же говорил, здесь неприятно пахнет; не хочу, чтобы вы упали.

Я послушался его совета.

— А на тебя это не действует?

— Уже нет, сэр. Я хорошо проспиртован изнутри.

Я засмеялся, но тут же снова закашлялся.

— Осторожнее, сэр. Вы точно не хотите, чтобы я это сделал сам?

Я покачал головой и опустил палку в жидкость, она свободно перемещалась от одного края бочки к другому. Я вытащил крюк и сделал несколько шагов вдоль помоста, после чего повторил попытку. На этот раз на пути у палки возникло препятствие. Крепко схватившись за рукоятку, я потащил крюк на себя. Сначала на поверхности появилась вытянутая рука, а затем и все тело. Это был мужчина средних лет, примерно того же возраста, что и Уильям. Его рот был широко открыт, словно он хотел выпить весь спирт, в котором плавал. Я подтянул труп к краю бочки, а затем отпустил его и позволил снова погрузиться в жидкость. Я сделал еще несколько шагов вперед и снова стал шарить палкой в бочке. Ничего.

— Ты был прав, Уильям. Суп стал жидким, совсем жидким.

Отражения наших лиц вытянулись, а затем расплющились на поверхностях больших стеклянных банок, стоявших на полках. Там в консерванте плавала целая анатомическая коллекция — части тел, ставшие экспонатами музея жизни, который был создан лишь благодаря смерти. Здесь хранились всевозможные органы, конечности и даже целые тела.

Одни — здоровые, другие — пораженные различными болезнями, третьи — изуродованные. Плоть утратила свой цвет после консервации, и содержимое банок казалось странным и нереальным. Настоящий паноптикум уродов, совмещенный с комнатой смеха, — именно так выглядела моя лаборатория.

Брюнель заглядывал в банки. Переходя от одной к другой, он с большим любопытством рассматривал каждую. Я взял одну из них и поставил ее на стол. Сердце закачалось в наполнявшей банку жидкости. Мы беседовали почти весь день, и, как выяснилось, интересы Брюнеля к человеческой анатомии были сосредоточены в основном именно вокруг этого органа. Когда сердце перестало раскачиваться, он положил палец на стекло. Сердце медленно перевернулось и замерло. Я начал рассказывать о его строении, поворачивая банку на столе и объясняя, как называется каждая часть органа и какие функции она выполняет.

Однако вскоре меня перебил Уильям. Он только что вернулся из смотровой комнаты и сообщил, что выполнил все мои инструкции. Я велел ему принести нам объект и продолжил свой рассказ, объясняя функцию торчавших из сердца сосудов. Мой гость хотел задать вопрос, но в этот момент снова появился Уильям, таща деревянную доску, на которой лежало только что извлеченное сердце. Он положил доску на стол рядом с сосудом и вернулся к своей работе.

Я пододвинул скальпелем сердце, извлеченное из нашего последнего трупа. Теперь я мог разъяснить детали, оставшиеся непонятными при изучении предыдущего, заключенного в сосуд экземпляра. Показав легочные вены, аорту и полую вену, я перевернул сердце и перешел к желудочкам и предсердиям. Брюнель задавал один вопрос за другим, его язвительные комментарии и замечания заставили меня освежить в памяти знания, которые я не использовал уже несколько лет, с тех пор как закончил работу над исследованием сердца. Это была хорошая разминка, она так мне понравилась, что я решил в ближайшее время разнообразить скучную лекцию о сердце и легких, которую обычно читал моим студентам. Но прежде, разумеется, я должен был достать новые трупы, что было не такой уж и простой задачей во время эпидемии тифа.

Когда мы закончили обсуждение внешнего строения сердца, которое явно удовлетворило Брюнеля, я приступил к вскрытию. Скальпелем я сделал надрез вдоль всего сердца до верхней полой вены. Сначала мышца не поддавалась и упругая ткань растягивалась под лезвием, но затем скальпель с треском прорвался внутрь и начал свою работу, разделяя мышцы и прокладывая себе путь через внутреннюю стенку органа. Разрезав сердце, я раздвинул ткань, демонстрируя желудочки и предсердия в разрезе, а затем перевернул его и продолжал резать, придерживая половинки пальцами. Когда все было кончено, сердце развалилось на две почти равные части.

Вскрыв сердце, мы стали изучать его отделы, стенки, вены и артерии, по которым текла кровь. Для пущей наглядности я вставил щетинку от щетки в одну из вен и показал моему слушателю, где она должна была бы выйти. Я объяснил ему, что правая сторона, с предсердием наверху и желудочком под ним, была венозной. Туда поступала темная кровь, лишившаяся необходимых для жизнедеятельности веществ. Кровь из верхней части тела попадала в сердце через верхнюю полую вену, а от нижних конечностей и желудка — через нижнюю. По венам кровь попадает в предсердие, а затем в желудочек, завершая тем самым круг кровообращения. Отсюда, продолжал я, кровь поступала через легочную артерию в легкие. После того как венозная кровь превращалась в артериальную, она возвращалась в левое предсердие по легочным венам, а затем попадала в левый желудочек. Покидая сердце через аорту, кровь снова поступала в тело человека через артерии.

Казалось, Брюнель прекрасно понял, как работает система кровообращения. Его особенно заинтересовали трехстворчатый и митральный клапаны, а также работа стенок сердца. Он делал наброски в блокноте, яростно водя грифелем видавшего виды карандаша.

Прекрасно понимая, что наша беседа затянулась, я многозначительно посмотрел на часы. Но Брюнель, судя по всему, плохо понимал намеки. Вопросы следовали один за другим, и мне наконец пришлось прерваться и настоять на том, чтобы мы завершили нашу встречу, поскольку я уже опаздывал на обход. Брюнель не стал возражать, но попросил разрешения задержаться и сделать кое-какие замеры. Я оставил его под наблюдением невидящих глаз, плававших в сосуде у двери. При жизни они были ярко-голубыми, но теперь стали тусклыми и серыми.

В спешке переходя от одной койки к другой, я старался сосредоточиться на работе, но мои мысли постоянно возвращались к инженеру и тому, с какой легкостью он постигал знания, которые я всегда считал прерогативой моей профессии.

Вернувшись в комнату с образцами поздно вечером, я обнаружил сердце на столе там, где его оставил, но было ясно, что Брюнель сделал на нем еще несколько надрезов. Рядом лежали нераскуренная сигара и записка, вырванная из его блокнота:

Доктор Филиппс!

Сегодня я получил много полезной информации. Спасибо за снисхождение к причудам инженера. Еще один инженер, по имени Леонардо да Винчи, однажды написал: «Чтобы описать сердце словами, понадобится целая книга». Благодаря Вашему красноречию я поверил, что это действительно так. Надеюсь на сотрудничество с Вами в будущем.

И.К. Брюнель.

Изучение стула пациента — не самое воодушевляющее занятие, особенно когда от работы тебя отвлекает знакомый голос управляющего больницей сэра Бенджамина Броди, который неожиданно возник у меня за спиной.

— А, доктор Филиппс! — заявил он с радостью охотника, загнавшего дичь. — Думаю, нам стоит обсудить кое-какие вопросы у меня в кабинете.