Алая королева - Виктория Авеярд

В школе нам рассказывали о мире, который существовал прежде, об ангелах и богах, которые обитали на небе и управляли землей доброй и любящей рукой. Кое-кто говорит, что все это выдумки, но я убеждена в том, что боги существуют на самом деле. Они спустились со звезд на землю. Правда, теперь они утратили свою прежнюю доброту.

Глава 2

Наш дом небольшой, даже по меркам Свай, зато из окон открывается красивый вид. Еще до ранения, во время одной из своих побывок, папа построил дом так высоко, чтобы открывался вид на противоположный берег реки. Даже сквозь летнее марево можно увидеть местность, которая прежде была лесом, пока люди не вывели здесь все леса на корню, превратив землю в пустыню, но дальше, на горизонте, виднелись лесистые холмы, напоминание о прошлом. Я знала, что дальше этих нетронутых лесов куда больше. Они простираются на многие мили за нами, за серебряными, за знакомым мне миром.

Я взобралась по лестнице наверх. Дерево уже порядком истерлось под ногами и руками тех, кто поднимается и опускается здесь каждый день. Находясь на возвышении, я увидела несколько судов, плывущих вверх по реке. Над ними гордо реяли флаги, флаги серебряных. Только они достаточно богаты, чтобы позволить себе частные суда. В то время как они владеют колесным транспортом, прогулочными яхтами и даже высоко летающими над землей реактивными самолетами, мы должны довольствоваться нашими ногами или, если повезет, велосипедами.

Суда, скорее всего, плыли в Саммертон, небольшой городок, выросший вокруг летней резиденции короля. Гиза с белошвейкой, к которой ее определили в ученицы, сегодня как раз вернулись оттуда. Они часто ездили на рынок, когда в Саммертон приезжал король. Белошвейка продала там свои изделия купцам и аристократам, которые, как утята за матерью, следовали за своим сюзереном. Дворец называли Чертогом солнца. Говорили, что это настоящее чудо, но я никогда его не видела. Представить себе, зачем королю второй дворец, если в столице у него есть роскошный замок, я попросту не могла. Впрочем, все серебряные действуют исходя не из потребности, а из простой прихоти. Если чего-то желают, они тотчас же это получают.

Прежде чем я отворила дверь и вошла в хаос, обычно царящий в моем доме, я погладила флаг, развевающийся на крыльце. Три красные звезды на желтом поле. Каждая символизирует собой брата. Рядом — свободное место. Там со временем будет моя звезда. Большинство домов украшены похожими знаменами. Только на многих вместо звезд — черные полосы, символы погибших детей.

Мама трудилась у плиты, помешивая в кастрюле какое-то варево. Папа сидел в инвалидном кресле и наблюдал за ней. Гиза вышивала, сидя за столом, нечто красивое, изысканное, такое, что выше моего понимания.

— Я дома, — сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Папа махнул мне рукой, мама кивнула, а Гиза не оторвала взгляда от шелка.

Я швырнула на стол сумку с украденными мной сегодня вещами. Я постаралась, чтобы монеты звякнули как можно звонче.

— Думаю, я добыла достаточно для покупки торта к папиному дню рождения. А еще хватит на батарейки до конца месяца.

Гиза, взглянув на сумку, презрительно скривилась. Ей исполнилось всего лишь четырнадцать лет, но девочка была резка не по годам.

— Наступит день, и придут люди, которые заберут все, что у тебя есть.

— Зависть тебя не красит, Гиза, — сделала я сестре замечание, а затем погладила ее по голове.

Ее руки взметнулись к идеально уложенному узлу блестящих рыжих волос.

Я с раннего детства завидовала ее волосам, хотя ни разу этого сестре не говорила. Волосы Гизы горели жарким пламенем, а мои отличались тем невыразительным оттенком, который у нас называют «речной коричневый». У корня они почти коричневые, а на кончиках становятся безжизненно блеклыми. Мне всегда казалось, что всему виной тяготы жизни в Сваях. Именно жизненные невзгоды высасывают из нас силы. Большинство женщин предпочитают стричься коротко, чтобы не видны были седоватые кончики, но я не из таких. Я предпочитаю, чтобы даже мои волосы свидетельствовали о том, что наша жизнь не должна быть такой невыносимой…

— Я тебе не завидую, — рассердившись, заявила Гиза и возвратилась к своей вышивке.

Я увидела огненно-алые, очень красивые цветы, вышиваемые стежок за стежком на черном, как нефть, шелке.

— Красиво, Гиза.

Я провела пальцами по цветку, изумляясь мягкости ткани. Сестра подняла голову и улыбнулась, демонстрируя ровные зубы. Хотя мы часто ссорились, Гиза никогда не забывала, что я ее старшая сестра.

«Все знают, что я завистлива, Гиза. Единственное, на что я способна, — красть у тех, кто преуспел в этой жизни».

Когда Гиза окончит обучение у белошвейки, она сможет открыть свою собственную мастерскую. Серебряные отовсюду будут съезжаться и щедро платить за одежду, носовые платки и флаги. Гиза достигнет того, что доступно лишь немногим из красных. Она будет жить вполне вольготно, сможет помогать нашим родителям и со временем наверняка ухитрится предоставить мне и братьям какую-никакую работу для того, чтобы мы смогли вернуться с войны домой. Наступит день, и Гиза спасет нас… И все благодаря игле и нитке…

— Небо и земля, девочки мои, — тихо произнесла мама.

Никого обидеть она не хотела. Мама просто констатировала факт. Гиза — умница, трудяга и красавица, а я, как, смягчая оценки, заявляет мама, немного грубовата. Я являюсь темной стороной Гизы. Единственное, что нас объединяет, — серьги и память о братьях.

Папа шумно сопел, сидя в углу, и время от времени стучал кулаком в свою грудь. Ничего необычного в его поведении нет, поскольку у папы всего лишь одно здоровое легкое. К счастью, лекарь красных его спас, заменив поврежденное легкое устройством, которое «дышало» ненамного хуже настоящего легкого. Это устройство придумали не серебряные. Им оно просто не нужно. У них — свои лекари, которые не тратят время на красных, даже не работают на передовой, спасая солдатам жизни. Большинство лекарей серебряных живут в больших городах, где они продлевают жизнь древним серебряным, лечат печень, разрушенную алкоголем, и тому подобное. Красным приходится иметь дело с подпольным рынком технологий и изобретений, создаваемых ради того, чтобы спасать нам жизни. Кое-что оказывается неэффективным, кое-что — вообще ни на что не годится, но кусок тикающего металла в груди папы спас ему жизнь. Я иногда прислушиваюсь к этому тихому тиканью, поддерживающему в папе жизнь.

— Я и без торта обойдусь.

— Чего бы тебе хотелось, папа? Может, новые часы или…

— Мара!

Прежде чем очередная война разразилась бы в доме Барроу, мама сняла с плиты свое варево и сказала:

— Кушать подано.

Она поставила кастрюлю на стол. Меня обдало волной не особо аппетитного запаха.

— Пахнет вкусно, мама, — соврала Гиза.

Папа, не настолько тактичный, только скривил губы.