Книжный Дозор - Аркадий Шушпанов

Не стесняясь, Юрий просто крикнул:

– Эй, мальчик!

Главное, привлечь внимание. Но ребенок над обрывом даже не обернулся. Он стоял и размахивал руками.

Юрий повторно обругал себя и активировал «фриз», который всегда носил на кончике мизинца. Сначала парализовать, оттащить от края, потом разбираться. Или прямо в таком виде грузить в машину и везти в офис. А там уже искать родителей, оформлять бумаги, препираться со Светлыми. Претензии с их стороны бесполезны: в таком возрасте инициировать еще нельзя, но первенство выявления однозначно принадлежит Дневному Дозору, и вероятность обращения к Тьме – девяносто девять процентов.

«Фриз» хорош всем, но это не пуля, летит не мгновенно. И промахнуться редко, но может. Так случилось именно теперь. Стоило заклятию сорваться с мизинца Юрия, как мальчик повернулся лицом к дозорному и вдруг упал на четвереньки. Разумеется, заряд прошел над ним и улетел куда-то в кроны деревьев над Островом. Может, даже поразил на несколько часов зазевавшуюся ворону.

А мальчик пополз к Юрию.

Тот сперва выдохнул. «Обаяшка», скорее всего, заработала. Но этой иллюзии хватило лишь на пару секунд. Малыш полз достаточно быстро, как звереныш, и смотрел будто сквозь Щукина. Дозорный снова внимательно прощупал находку через Сумрак: да, определенно Иной. Но что же он такое видит и куда ползет? Впрочем, главное – отползает от бездны.

– Мальчик, мальчик… – Юрий бросился к пацаненку, наклонился, мягко схватил за подмышки.

Детская ручонка с ненормальной силой впилась в запястье. Ребенок закричал. Не заплакал, не завизжал от испуга. Он кричал, как зверек, и крик переходил в шипение.

Тогда Юрий инстинктивно ушел в Сумрак целиком. Насильно втаскивать туда ребенка он не стал, просто хотел ускользнуть из цепкого – что за бред! – захвата малыша. Это ему удалось. Мир привычно выцвел, на фигурных решетках ограждения чуть ли не заколосился обильный синий мох, ударил из ниоткуда ледяной порыв ветра.

Никто уже не стискивал руку Темного.

А затем Сумрак взорвался. Цвета вернулись на мгновение и заиграли радугой. Сияние тут же погасло, и все стало по-прежнему… нет, другим. Тот же мох, та же скудная палитра, тот же холод. Все ощущалось и воспринималось иначе.

Юрий неуклюже повалился на землю рядом с малышом. Тело заломило: сердце, виски, суставы. В мозге как будто кто-то заворочался, натыкаясь в темноте на стенки черепной коробки и проклиная все на свете. Щукин схватился за оберег-кулон на шее, но ничего не почувствовал. Накатила дурнота вкупе с усталостью. Дозорный попытался накрыться Щитом и не сумел. Просто ничего не вышло. Он поднял руку к лицу – на кончиках пальцев не зажглось ни единой бело-голубой искорки. Не сказать, чтобы там ничего не было. Юрий чувствовал энергию – но не владел ею, та стала как будто чужой.

А самое жуткое – он не узнал свою руку. С возрастом она уже начала трансформироваться. В человеческом облике становилась все более мускулистой: Щукин любил плавать и регулярно ходил в бассейн, еще и фитнесом занимался. Но в сумеречном перевивалась жилами, усыхала, а ногти давно уже превратились в желтоватые когти. Теперь же в больной руке нечто разглаживалось, а ороговевшие участки кожи пошли трещинками и зачесались. И почему-то Щукин знал – кожа под ними будет уже не землистой, а розовой.

Как у ребенка.

В другой руке защипало. Юрий осознал, что магические кольца, накачанные Темной силой, жгут фаланги. После двух безуспешных попыток сложить пальцы в комбинацию и сбросить заряд Щукин чертыхнулся и принялся кольца срывать.

А когда сорвал, предпринимать что-либо оказалось уже поздно. Можно было только наблюдать.

Глеб отбросил «люксометр» и метнулся к ним обоим: к старшему напарнику и малышу. Стажер не понял, что случилось, и не заметил исходящей от ребенка опасности. Скорее всего, он первым оказал бы помощь Юрию. Но малыш очутился на шаг ближе, и у Короткевича сработали рефлексы более глубокие.

Он наклонился к малышу. Мальчик дотронулся до него. Легонько. Скорее погладил.

Глеба откинуло на метр, и стажер провалился в Сумрак. Вокруг плясали быстро гаснущие радужные сполохи.

Малыш больше никуда не стремился. Он даже поднялся с четверенек.

Сумрак прорезал истерический визг – звуковой сигнал «люксометра». Артефакт в нескольких шагах от Юрия мерцал кристалликами и вращал стрелками на циферблатах. Техника делала свое дело, а ее магическая начинка не признавала никаких чудес.

Застонал новичок Глеб. В реальном мире появились двое прохожих, мужчина с женщиной. Остановились, глядя на малыша. Для них он был один-одинешенек на набережной.

Юрий понял, что уже не выйдет из Сумрака и не вытащит стажера.

Но последнее средство все же было. Древнейшая магия, как учили их еще в интернате. Он вытащил из кармана складной ножик со множеством лезвий. Раскрыл самое большое – крепкий коготь на указательном пальце неожиданно сломался во время этой процедуры. Полоснул себя по предплечью раз, другой.

Вытекающая кровь запузырилась, серое марево пришло в движение.

В голове отчего-то сами по себе выплыли строки:

Мир обретал краски. Жидкость, дающая иллюзию жизни вампирам, сулила еще сколько-то настоящей жизни Юрию с напарником. Щукин выходил, и перед удивленными прохожими сейчас из воздуха появлялся лежащий на мостовой парень с русыми волосами, выдающимися вперед, словно козырек. Впрочем, они не могли бы заметить сам выход. Вот стоял одинокий ребенок – а рядом уже взрослый.

Кровь из ранки капала на неизвестно откуда взявшийся летом пожухлый кленовый лист.

Но Юрия сейчас не волновала ни кровь, ни прохожие, ни даже странный пацан. Он смотрел на Глеба, вернее, на ауру стажера.

Дневной дозорный стонал и корчился. Тьма ничем уже не могла помочь ему.

Потому что аура пульсировала Светом.

– Все ученики – идиоты, – сказал Дреер. – Точка.

– Что-то тебя, Леонидыч, сегодня… – протянул с водительского сиденья Шагрон.

За Дмитрием всегда присылали лучшего водителя московского Дневного. Какой бы ни был, а все же Инквизитор. Но Шагрон ему импонировал. Несмотря на разницу в годах и уровнях. Несмотря на то что давным-давно, еще в начале двадцатого столетия, заработал право носить открыто сумеречное имя за какие-то заслуги перед Тьмой.

Однако дальше простого дозорного не продвинулся. И не сказать, чтобы усердствовал. Выполнял текущие задания, закрывал своим чешуйчатым сумеречным телом временные бреши в оперативном составе. Но все понимали, что его конек – перемещения по оживленным городским трассам. Шагрон увлекся автомобилями еще в пору их изобретения.