Федерико Гарсиа Лорка. Стихотворения. Проза. Театр - Федерико Гарсиа Лорка

и призывают Бога…

А бедная улитка

вернулась назад. Тропинка

пустынна. Горячий ветер

застыл в тополях высоких.

И тут повстречалась улитка

с красными муравьями,

они, суетясь и толкаясь,

тащили полуживого

муравья, у которого сильно

переломаны усики были.

Воскликнула наша улитка:

– Мурашеньки, остановитесь!

За что наказать хотите

вашего бедного братца?

Расскажите мне, что он сделал?

Я вас рассужу справедливо.

Ты сам расскажи, не бойся.

Тогда муравей полумертвый

сказал тихонько и грустно:

– Я, знаете, видел звезды.

– Звезды? Что это значит? —

кричат муравьи возмущенно.

Да и улитка тоже

спросила задумчиво: – Звезды?

– Да, – муравей отвечает, —

я видел звезды, поверьте.

Я поднялся высоко,

на самый высокий тополь,

и тысячи глаз лучистых

мою темноту пронзили. —

Тогда спросила улитка:

– Но что же такое звезды?

– А это огни, что сияют

над нашею головою.

– Но мы их совсем не видим! —

сердясь, муравьи возражают.

А улитка: – Слаба я зреньем,

вижу не выше травки.

Тогда муравьи вскричали,

усиками вращая:

– Тебя мы убьем. Ленив ты

и развращен. Ты должен

трудиться, не глядя в небо.

– Звезды я видел, звезды, —

раненый им отвечает.

Тогда изрекла улитка:

– Оставьте его, идите

своею дорогой, братья.

Наверно, ему недолго

жить на земле осталось.

Пчела пролетела, разрезав

медовыми крыльями воздух.

Муравей, умирая, дышит

свежей вечерней прохладой

и шепчет: – Пришла ты за мною,

унеси меня к звездам, пчелка.

Видя, что он уже умер,

муравьи разбегаются в страхе.

Улитка, вздохнув украдкой,

прочь поползла в смущенье,

словно пред ней раскрылась

вечность на краткий миг.

– Нет у тропинки края,

верно, ведет она к звездам, —

восклицает она печально. —

Только мне до них не дойти.

Уж больно я неуклюжа,

мне лучше о звездах забыть.

Туман висит над полями,

и солнце лучом дрожащим

по колокольням дальним

под вечерний звон скользит.

А мирная улитка,

мещаночка с тропинки,

в смущенье с тоскою странной

глядит на широкий мир.

Гармония ночи глубокой

разрушена грубо

луной ледяной и сонной,

взошедшей угрюмо.

О жабах – ночей муэдзинах —

ни слуху ни духу.

Ручей, в камыши облаченный,

ворчит что-то глухо.

В таверне молчат музыканты.

Не слышно ни звука.

Играет звезда под сурдинку

над зеленью луга.

Уселся рассерженный ветер

горе́ на уступы,

и Пифагор, здешний тополь,

столетнюю руку

занес над виновной луною,

чтоб дать оплеуху.

У соловья на крылах

влага вечерних рос,

капельки пьют луну,

свет ее сонных грез.

Мрамор фонтана впитал

тысячи мокрых звезд

и поцелуи струй.

Девушки в скверах «прощай»

вслед мне, потупя взгляд,

шепчут. «Прощай» мне вслед

колокола говорят.

Стоя в обнимку, деревья

в сумраке тают. А я,

плача, слоняюсь по улице,

нелеп, безутешен, пьян

печалью де Бержерака

и Дон-Кихота,

избавитель, спешащий на зов

бесконечного-невозможного —

маятника часов.

Ирисы вянут, едва

коснется их голос мой,

обрызганный кровью заката.

У песни моей смешной

и пыльный наряд паяца.

Куда ты исчезла вдруг,

любовь? Ты в гнезде паучьем.

И солнце, точно паук,

лапами золотыми

тащит меня во тьму.

Ни в чем мне не знать удачи:

я как Амур-мальчуган,

и слезы мои что стрелы,

и сердце – тугой колчан.

Мне ничего не надо,

лишь боль с собой унесу,

как мальчик из сказки забытой,

покинутый в темном лесу.

На узенькой тропинке

маленький старый ящер

(родственник крокодила!)

сидел и думал.

В своем сюртуке зеленом,

похожий одновременно

на дьявола и на аббата,

подтянут, весьма корректен,

в воротничке крахмальном,

глядел он солидно и важно,

словно старый профессор.

Эти глаза артиста

с неудавшеюся карьерой,

как печально они провожали

умирающий вечер!

Вы только в сумерки, друг мой,

совершаете ваши прогулки?

Вы ходите разве без трости,

дон Ящер? Ведь вы стары,

и дети в деревне могут

напугать вас или обидеть.

Что ищете вы на тропинке,

близорукий философ?

Взгляните, разорвано небо

призрачными тенями

августовской вечерней прохлады!

Вы просите подаянья

У тускнеющего небосвода?

Осколок звезды иль каплю

лазури?

Вы, может, читали

стихи Ламартина, хотите

насладиться серебряной трелью

певчих птичек?

(Ты смотришь на пламя заката,

и глаза твои заблестели —

о грозный дракон лягушек! —

человеческими огоньками.

И плавают челны-мысли

без руля и ветрил, качаясь

в подернутых тенью водах

твоих зрачков потемневших.)