Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне - Константин Закутаев

Предполагаемые ежегодные зачёты, он, в силу статуса не сдавал, а если и приезжала комиссия из вышестоящих структур, то экзаменоваться приходилось в сауне, под водочку и балычок. Сейчас же его забег напоминал гон лося в период брачных игр, да и поезд, к его счастью, не набрал полного хода. Обогнав платформы с техникой, Юра поравнялся с дверьми последнего вагона. И ужаснулся — они были закрыты, задраены. Обезумевший зампотыл заметил чью-то фигуру за пыльным стеклом и, стараясь бежать вровень, отчаянно замахал руками. Человеком за стеклом был Саша Бескудников. Тот самый Бес, уболтавший в первый же день вагонную «Мерил ин Монро» на получасовое совместное проживание, а затем, протрезвев, трусливо гасившийся от её томных попыток продолжить начатое общее ведение хозяйства. Вот и сейчас, докуривая третью сигарету, он в тамбуре пережидал её увеличившуюся активность. Тыловика Бес увидел сразу же, но, обладая странным чувством юмора, решил поиздеваться над несчастным бегуном.

С белогвардейским выражением лица, выпуская дым в стекло входной двери, он демонстративно не замечал несвязных выкриков и нелепых прыжков, чемпиона мира по бегу среди тыловиков. Стараясь придать своему взгляду мудрость, уставшего после сложной операции, хирурга, Саша начал вальяжно отворачиваться от окна.

— А-а-а-а!!! — разорвалось сердце Юры Бабаева, в перерыве вдоха-выдоха Бескудников, туша сигарету в банку, «вдруг случайно заметил», уже потерявшего надежду зампотыла.

Всем своим видом, обозначая озабоченность и отзывчивость спасателя международного класса, Бес споро задёргал засовами и задвижками. Рывком открыл дверь и, посторонившись, пропуская засипевшую нижнюю полку перекрытия, заорал:

— Братуха-аа!! Давай руку-у!

Дернувшись в героическом прыжке, Бабаев ухватил протянутую ладонь. Натужно крякнув, Бескудников потянул на себя плотное тело с заплетающимися ногами. Совместными усилиями они ввалились в узкое пространство вонючего тамбура. Бес на ногах удержался, но Бабаев, по-бабьи охая, сел задницей на грязный пол. Грудь его от стремительного бега вздымалась, глаза налились влагой, в уголках рта пузырилась сухая пена. Саша, с трудом сдерживая гадливую улыбку, сочувственно спросил, на «вы»:

— Как у Вас? Нормально? Доктора быть может?

Понимая, что вызов доктора, предаст его конфуз огласке, тыловик отрицательно замотал головой, выставив потные ладони вперёд. Говорить он всё ещё не мог. Продолжая зарабатывать очки, Саня присел на корточки и участливо посмотрел на спасённого:

— Дверь закрыть? Или пусть обдует?

Утвердительный кивок. Понимай, как знаешь. Спустя минут пять, Бабаев обрёл дар речи, первым делом попросив Сашу не разглашать происшествие.

— … А то начнут лыбу давить… Ну, вы меня понимаете…

Просьбу тыловика подкрепил обещанием не остаться в долгу. Бес, ответствуя, прижимал руки к груди, давал слово аспиранта МГУ.

Словом, в присущей ему манере, при общении с руководством, кривлялся и позировал. Что, впрочем, принималось, неискушённым в оперских интригах Бабаевым за чистую монету.

Надо ли говорить о том, что к вечеру весь эшелон обсуждал эту гонку преследования.

Где-то в ростовской области вологодский «подкидыш» маневровый тепловоз спустил с горки. Это такой способ сцепки товарных вагонов, который не требует филигранной четкости стыковки, ввиду отсутствия каких-либо последствий для грузовых составов. Чего не скажешь про вагоны пассажирские. Мягкое, вкрадчивое движение степенно набирало ход. Вот за окнами проплыло здание товарной станции, затем переезд, опущенный шлагбаум… И вдруг жёсткий стык многотонного удара потряс эшелон. Загремела, сметаемая инерционным движением, посуда со столов, сумки, лежащие на третьих полках. Те, что потяжелее полетели вниз, на головы, полегче перескочили на соседние.

Кто-то из пассажиров, не успев ухватиться, повторил участь баулов, а один из мобовцев, бережно несший кружку с кипятком, обварил себя и парочку корешей.

В первом купе все только проснулись и сползли на нижние полки. Лавриков и Долгов получили на колени всё, что находилось на столе и, Катаева, сидевшего напротив. Миша Кутузов ударился грудью о край стола, но стоически переносил боль, морщась и потирая ушибленное место.

Много всего было за эти пять дней. Но по мере приближения к границам Чеченской республики личный состав всё-таки вынырнул из перманентного опьянения, нарушений дисциплины и мелких бытовых конфликтов.

Солнечный день в полной мере главенствовал в атмосфере. Уезжая из Вологды, покрытой лишь проплешинами оттайки, здесь менты увидели набухающие почки и пробившуюся светло-зеленую травку. Искрились, зашлифованные миллиардами колёсных пар, железнодорожные рельсы. Существующие по ходу движения поезда, послабления закончились. Снова были задраены выходы, запущен приказ «не выходить» и «приготовиться к строевому смотру».

…Неровный повторяющий изгибы железнодорожной насыпи, строй замер вдоль вагонов.

… — Наш эшелон подошёл к границам Чечни. Детство закончилось. Дальнейшее продвижение будет проходить в условиях, приближённых к боевым — голос полковника Куликова то относило ветром, то возвращало обратно, усиливая характерное «р» — Бронепоезд «Кузьма Минин» проведёт нас до Ханкалы. Это крайняя точка нашей поездки. Дальнейшее продвижение в Центр Содействия Грозного будет осуществляться автотранспортом. Старшим подразделений проверить оружие и обмундирование! — отдал команду полковник.

Пока шла проверка, Куликов отошёл к вагону, из которого выпрыгнул связист и, с минуту поколдовав над трубкой спутникового телефона, подал его полковнику.

— Товарищ генерал! — донеслось до шеренги, но Куликов, повернувшись спиной к подчинённым, перешёл на полтона ниже. Дальнейшее, из его доклада расслышать не удалось.

Стоявший в конце строя, ближе всех к голове состава, Костя рассматривал бронепоезд. Само название было тяжело прилепить к этой конструкции. Ничего общего с аналогом гражданской войны, она не имела. Обычная железнодорожная платформа, усиленная бронелистами с ЗУ (зенитная установка), смотрящей в небо. Края платформы, также обваренные бронелистами, были обложены мешками с песком. За «рулём» ЗУ-шки сидел солдат-срочник, ещё двое пулеметчиков расположились с боков. Остальные бойцы желдорбата, ожидая начала движения, перекуривали, спрыгнув на щебень около состава.

— По вагонам! — разнеслась команда и строй, сломавшись, распался на две части, каждая из которых скучилась около своих вагонов. Железные коробки всасывали в себя человеческую змейку. Миша Кутузов в очередной раз обошёл по проходу личный состав. Все на месте. В его отсеке, облачённые в камуфляжную форму, попутчики, молча смотрели в окно. Раздался протяжный гудок тепловоза и состав качнуло. Поехали, прошелестело по вагону.

Через час поезд, на предельно малой скорости, катился по территории мятежной республики. Пейзаж изменился «в плюс» — ярче светило солнце, трава, раскинувшихся полей зеленела ещё веселей. Всё-таки по мере продвижения вперёд, близость военного положения ощущалась. На разъездах вместо будок мрачнели блокпосты, затянутые в массеть. На дорогах чаще мелькали зелёные кузова армейских «Уралов» и «Камазов». Да и в вагоне гогот и весёлые возгласы уступили место спокойным разговорам вполголоса, отчего стало непривычно тихо.