Воровская честь - Джеффри Арчер

Скотт прикрыл за собой дверь и взглянул, как всегда, на фотографию матери, стоявшую на серванте. Свалив рядом с ней кипу конспектов, которые держал в руках, он извлёк торчавшую из-под двери почту, прошёлся по комнате и опустился в старое кожаное кресло, размышляя о том, сколько из этих светлых и внимательных лиц останется на его лекциях через два года.

«Хорошо, если сорок процентов, — решил он, — а скорее всего — процентов тридцать. Это будут те, для которых четырнадцатичасовой рабочий день станет нормой, причём не только на месяц перед экзаменами. А скольким из оставшихся удастся вырасти до уровня покойного декана Томаса У. Суана? Процентам пяти в лучшем случае».

Наконец профессор конституционного права обратил внимание на кипу почтовых отправлений, лежавшую у него на коленях. Одно от «Америкэн экспресс» — счёт с неизменной сотней бесплатных предложений, что обойдётся ему ещё дороже, воспользуйся он любым из них; приглашение от Брауна прочесть лекцию по конституции Чарльза Эванса Хьюза[8]; письмо от Кэрол с напоминанием о том, что она давно уже не видела его; циркуляр фирмы биржевых маклеров, которая не обещает, что он станет в два раза богаче, но…; и под конец — простой канцелярский конверт из Виргинии, машинописный шрифт на котором был ему хорошо знаком.

Он вскрыл конверт и извлёк единственный лист бумаги, на котором ему давались последние указания.

Аль-Обайди вошёл в зал Генеральной Ассамблеи и тихо прошмыгнул к креслу позади того, в котором расположился глава их миссии. Посол сидел в наушниках и делал вид, что его очень интересует речь, которую в данный момент произносил глава бразильской миссии. Босс Аль-Обайди всегда предпочитал вести конфиденциальные разговоры в зале Генеральной Ассамблеи. Он подозревал, что это единственное помещение во всем огромном здании Объединённых Наций, которое не прослушивается ЦРУ.

Аль-Обайди терпеливо дождался, когда старик отведёт один из наушников в сторону и слегка откинется назад.

— Они согласились на наши условия, — доложил Аль-Обайди, словно условия выдвигал он. Верхняя губа посла выпятилась над нижней — известный знак того, что ему требуются подробности. — Сто миллионов долларов, — прошептал Аль-Обайди. — Десять миллионов — немедленно, остальные девяносто — по доставке.

— Немедленно? — проговорил посол. — Что означает «немедленно»?

— Завтра к полудню, — шёпотом ответил Аль-Обайди.

— Хорошо хоть, что сайеди предвидел такой оборот дела, — задумчиво произнёс посол.

Аль-Обайди всегда восхищала способность его босса придавать выражению «мой хозяин» как уважительное, так и оскорбительное звучание одновременно.

— Я должен отправить сообщение в Багдад, чтобы довести до министра иностранных дел все детали твоего триумфа, — добавил посол с улыбкой.

Аль-Обайди тоже бы улыбнулся, если бы не знал, что сам посол никогда не поставит своей фамилии под проектом, который находится лишь в начальной стадии осуществления. Дистанцируясь от своих молодых коллег, он мог рассчитывать, что безбедно досидит в Нью-Йорке до пенсии, которая светила ему через три года. Такая тактика помогла ему пережить почти четырнадцать лет правления Саддама Хусейна, в то время как многие из его коллег не смогли воспользоваться своим правом на государственную пенсию. Насколько ему было известно, одного расстреляли на глазах у семьи, двоих повесили, а нескольких объявили «без вести пропавшими», неизвестно только, что это означало.

Иракский посол изобразил на лице улыбку при виде проходившего мимо своего английского коллеги, но его беспокойство осталось незамеченным.

— Высокомерный сноб, — пробормотал он чуть слышно.

Посол вернул наушник на прежнее место, показывая, что с него вполне достаточно того, что он услышал от своего второго номера, и продолжил слушать выступление о проблемах сохранения тропических лесов Бразилии, для решения которых запрашивался очередной грант ООН в сто миллионов долларов. Но это было не то, чувствовал он, что могло бы заинтересовать сайеди.

Ханна, конечно, постучалась бы в дверь маленького дома с террасой, но та распахнулась, прежде чем она успела закрыть за собой калитку, ведущую во двор. Темноволосая, слегка располневшая и сильно накрашенная женщина с широкой улыбкой на лице бросилась к ней навстречу. Ей примерно столько же лет, прикинула Ханна, сколько было бы сейчас матери, будь она жива.

— Добро пожаловать в Англию, моя дорогая! Я — Этель Рабин, — взахлёб объявила она. — Мне жаль, что мой муж не встречает тебя, но я не рассчитываю, что он вернётся из своих палат раньше чем через час.

Ханна открыла было рот, но Этель перебила её:

— Прежде позволь показать тебе твою комнату, а затем можешь посвятить меня в свои планы. — Она подхватила один из чемоданов Ханны и повела её в дом. — Это, наверное, так интересно, когда видишь Лондон впервые, — говорила она, поднимаясь по лестнице, — здесь тебе будет чем заняться в следующие полгода.

С каждой её фразой Ханна все более убеждалась, что Этель Рабин не имеет ни малейшего представления, зачем она здесь.

Распаковав чемоданы и приняв душ, Ханна спустилась к хозяйке в гостиную. Миссис Рабин опять затараторила, почти не слушая ответов Ханны, которые той изредка удавалось вставлять.

— Не знаете ли вы, где здесь ближайший спортзал? — спросила Ханна.

— Мой муж должен быть с минуты на минуту, — ответила миссис Рабин.

В следующий момент, не дав её словесному потоку возобновиться, входная дверь распахнулась и в комнату влетел маленького роста мужчина с тёмными курчавыми волосами и ещё более тёмными глазами. Представившись и спросив, как она долетела, Питер Рабин не стал разводить речей, предполагающих, что Ханна приехала в Лондон, чтобы вкусить прелестей его жизни. Питер Рабин не задаёт ей никаких вопросов, быстро сделала вывод Ханна, поскольку понимает, что она не может дать на них правдивые ответы. Не зная подробностей её задания, а в этом у Ханны не было никаких сомнений, он, очевидно, понимал, что она оказалась в Лондоне не для развлечений.

Миссис Рабин, однако, не отпускала её до самой полуночи, вконец измотав свою гостью. Едва коснувшись головой подушки, Ханна мгновенно заснула и уже не слышала, как Питер Рабин объяснял своей жене на кухне, что в будущем их гостью надо оставить в покое.

Шофёр заместителя посла осторожно вырулил из частного гаража ООН и повёл машину через тоннель Линкольна под Гудзоном в направлении Нью-Джерси. Несколько минут они с Аль-Обайди не произносили ни слова, пока шофёр то и дело погладывал в зеркало заднего вида. Выбравшись на шоссе, ведущее в Нью-Джерси, он подтвердил, что «хвоста» за ними не было.

— Хорошо. — Аль-Обайди наконец-то расслабился и стал фантазировать о том, как бы он поступил, если бы десять миллионов долларов вдруг стали его. Минутой раньше они проехали мимо отделения банка «Мидлантик», и теперь Аль-Обайди уже в тысячный раз подряд спрашивал себя, почему он не остановил машину и не положил деньги на вымышленное имя. К завтрашнему утру его бы здесь уже и след простыл, что уж точно заставило бы посла попотеть. А там, глядишь, пока бы его схватили, Саддама уже давно не было бы в живых и до него никому не осталось бы дела.