Авада - Жанна Антонова

проворный чешуйчатый отросток не уступал человеческим рукам, такой же цепкий, ловкий, походил на хобот слона в книжных рисунках.

Для ходячей девочки змеиный хвост казался недостижимой мечтой.

С омолодившимся стариком — джинном было по-другому, нежели чувственная игра с сёстрами. Тягостное болезненное соитие продолжалось. Авада замерла в угодливо — жертвенной позе, задыхаясь в постылых объятиях, надеясь на бесконечную месть после.

Он вошёл в неё без должной нежности для её первого раза. Терпела боль и незаметно отслеживала реакцию воздыхателя. Ожидала, что конвульсии наслаждения отвлекут и расслабят насильника, запутают ненавистного оборотня в расплывчатой реальности.

Улучив момент его отрешённости, Авада прошептала ему на ухо совсем не то, что он хотел от неё услышать:

─ Хочу к воде и цветам.

Джинн, задыхаясь от осознания предательства, навис над лицом вероломной, но желанной девушки. Глаза в глаза, в злобном укоре смотрел и смотрел. Словно хотел запомнить и напоследок задушить.

Вдруг, оскорблённый любовник затрясся всем телом и потусторонне закатил зрачки.

Колдовским невнятным лепетом быстро произносил заклинания.

Пространство внутри шатра плавно искажалось, исходя набегающими друг на друга воздушными потоками, которые вырвались наружу. Шатёр оторвало от земли, закрутило в песчаной воронке. Живое и не живое внутри этой воронки трепыхалось, как птицы в ловчих сетях. Но, ветер суховей словно шальной освободитель, вопреки заклинаниям джинна, разворачивал воронку наизнанку, подбрасывая песчаные фонтаны вверх. Ниспадающий пескопад обратно возвращался на барханы, играя солнечными бликами. Песок радужно струился, сливаясь в причудливые формы с лёгкостью вездесущей воды. Шатёр бесследно исчезал.

На мгновения в невесомости остались вальсирующие фигуры из мерцающей сыпучей субстанции. Песочные очертания женской и мужской фигур яростно кружились, исполняя поворотно — танцевальные «па». Издали, более похожие на прощальные выверты движений в танце мести.

Чем ближе пара опускалась к земле, тем явственнее становились размытые очертания силуэтов. Человеческие телосложения менялись и трансформировались.

На землю мягко плюхнулась женщина — змея, а уменьшенный в размерах поклонник приземлился прямо в её разинутую пасть.

***

Авада прибавила ходу, заметив красные башни по бокам пещеры, где знала каждый скол, каждую трещину. Вот и округлая яма ─ вход в тоннель, будто разинутый зев пещерного духа. Родные скальные недра. Попала внутрь не нагибаясь, удивительно легко скользя вперёд, в каменные глубины, повернула налево, к любимому гроту. Мама раньше представляла его дочерям как волшебный храм, возникший от поднимающихся вод, замывающих глиной пещерные ходы. От того появлялись водоёмы ─ накопители влаги. Сверху медленно сочились струйки, сгущающиеся натёки застывали сталактитами. Наслоения росли, росли и отныне могучие столбы поддерживали толстый свод потолка.

Пещерное бытие здесь обустраивалось задолго до того, как женщина — змея нашла истощённого ребёнка в рваной палатке. Молодая пара странников погибла от обезвоживания.

Закутанная детка лежала между безжизненными родителями и сосала свои розовые кулачки. Чудом живая девочка улыбнулась склонившейся женской голове на извивающемся теле, протянула к ней ручки и, цепко ухватив за шею красивую тётю-червяка, осипло пролепетала:

─ Авада, авада, авада.

Касаясь воспалёнными губами прохладной чешуи спасительницы, ребёнок успокоился и перебирал пальчиками курчавое облако её волос. Детка улыбалась и забавно фыркала, когда укачивающими прыжками тётя понеслась к пещере. Видимо, исходя из житейского опыта плюс-минус двухлетнего ребёнка, спасённая девочка долго называла ползающую воспитательницу — тётя- червяк.

Авада это плохо помнила, будто всегда слушала журчание подземного ручья, новорождённого от озера. Наблюдала, как, исчерпав водное хранилище родительского истока, ручей нёсся по подземным каналам. Мама говорила, что там он нашёл место силы и вода, очистившись, не искала вольное озеро, не стремилась по протокам к морским просторам, а возвращалась обратно по магическому кольцу в пещеру, вопреки природным законам, перерождаясь в родник.

Авада свернула в жилую зону, где выдолбленные ниши сестёр и в конце каменного рукава мамины покои. Тоннели и система коридоров знакомы с детства каждой меткой, что оставлялись мамой для пугливой девочки. Вот за углом налево висит букет сушёной полыни ─ значит, там туалетная ниша. Вот ребристые выбоины на известняке, будто волны, ─ прямой путь к ручью с чистой водой.

Аваду не раздражали хруст каменной крошки, вековая пыль и крысиный писк. Не давила толща над потолком из прессованной красной глины. Если случались обвалы, не пугало нагромождение скальных глыб и валунов, где шустрые змейки любили играть, прячась от Авады, ─ сновали через отверстия между булыжниками.

Авада замечала, что каждый грот, каждая расщелина неповторимы. Здесь, в окаменелостях колодца, нет неизведанного для неё, всё просто и понятно. С закрытыми глазами она могла бы на ощупь пройти все закоулки, даже без факельного освещения.

«Хотя нет, ─ подумалось Аваде, ─ торчащие из углублений факелы в глиняных подсвечниках очень даже ничего ─ создают уют. Мама не зря таскала от людей разные безделушки. Теперь много чего надо для подрастающих дочек».

Авада громко окликнула сестёр:

─ Девочки, я вернулась, налетай на подарки!

Подросшие змейки с девичьими головами на длинных шеях бросились со своих циновок на знакомый голос ─ улыбаясь во всю пасть и надувая пухлые щёчки на заспанных мордашках. Когда они увидели Аваду, то оцепенели в стойке на хвостах и зашипели. Перед ними в зрелой красе восстала копия мамы. Огромная женщина-змея с лицом Авады, только волосы на голове пепельные, а не чёрные.

Авада поднатужилась и отрыгнула замусоленную, скрюченную, полуживую тушку всемогущего в прошлом джинна.

─ Девочки, налетайте на свежую кровь, ─ весело скомандовала сестра.

Семь змеек присосались к жертве, как пиявки.

─ А где мама? ─ спросила сестёр Авада, когда они насытились.

─ Мама приволокла тебя мёртвую, и мы горевали клубком. Потом она позвала джинна.

Не этого молодого, а того старика, что таскал нам детей. Он долго колдовал и говорил маме о… ─ сёстры еле выговорили слово: ─ самопожертвовании. Ещё он говорил, что мама помогла воскресить тебя.

С тех пор мама исчезла, а мы голодали.

Наперебой тараторя, змейки весело переглядывались. Некоторые пытались суетливо облизать Аваду. Перемазанные в крови хвостатые милашки казались довольными и счастливыми.

─ Теперь ты наша мама?

─Надо будет поскорее дать им имена, ─ подумала женщина — змея.