Поющие кости. Тайны Д'Эрбле - Ричард Остин Фримен

Пора было идти на станцию. Торопливо отрезав кусок шпагата от мотка, Сайлас, связав саквояж и зонтик, повесил их на плечо убитого. Потом завернул осколки очков в бумагу и засунул вместе с оправой в карман. Подняв тело, Сайлас перекинул его через плечо – Бродский был маленьким и щуплым и вряд ли весил больше девяти стоунов. Вполне посильная ноша для крупного, атлетически сложенного мужчины, каким был Хиклер.

Снаружи была кромешная темнота. Выглянув из задней калитки на пустырь, отделявший его дом от железной дороги, Сайлас убедился, что дальше двадцати футов ничего не разглядишь. Прислушавшись и не услышав ни звука, он вышел, тихо закрыл за собой калитку и быстро устремился к железной дороге. К сожалению, его передвижение было не столь бесшумным, как он рассчитывал.

Торфяная земля заглушала его шаги, однако покачивающиеся саквояж и зонт стучали друг о друга и затрудняли передвижение.

До путей было всего триста ярдов. Обычно Сайлас добирался до них за три-четыре минуты, но сейчас мешала его ноша и частые остановки, чтобы прислушаться. До ограды, отделявшей пути от пустыря, он добрался за шесть минут. Там остановился и вновь прислушался, настороженно вглядываясь в темноту. Но вокруг не было ни души. Раздавшийся вдали свист паровоза заставил его поторопиться. Перевалив труп через ограду, дотащил его до ближайшего крутого поворота.

Там он положил тело ничком, так чтобы шея оказалась на ближнем рельсе. Вынув складной нож, Сайлас перерезал узел на шпагате и освободил саквояж и зонт. Бросив их на полотно рядом с телом, он аккуратно спрятал шпагат в карман, не заметив, что небольшой обрывок от узла упал на землю.

Паровоз пыхтел и громыхал уже совсем близко. Сайлас быстро достал из кармана оправу от очков и пакетик с осколками. Очки он бросил рядом с головой убитого, а осколки, предварительно высыпанные на ладонь, разбросал вокруг оправы. Он успел как раз вовремя. Шум поезда становился все ближе. Сайласа так и подмывало остаться и посмотреть на финал, который превратит убийство в несчастный случай или самоубийство. Но это было небезопасно. Лучше убраться подальше, пока его кто-нибудь не увидел. Он торопливо перелез через ограду и поспешил через пустырь к своему дому.

Хиклер был уже у калитки, когда шум, донесшийся с путей, заставил его застыть. Он услышал длинный свисток, визг тормозов и грохот сталкивающихся вагонов. Стук колес сменился свистом вырывающегося из трубы пара.

Поезд остановился!

На секунду Сайлас замер, у него перехватило дыхание и отвисла нижняя челюсть. Но потом он быстро подбежал к калитке и, проскользнув внутрь, тихо опустил щеколду. Он был не на шутку озабочен. Что там могло произойти? Ясно, что машинист увидел тело. Но что там делается сейчас? А вдруг к нему придут? Сайлас вошел в кухню и прислушался – в любую минуту могли постучать в дверь, – потом вернулся в гостиную и осмотрелся по сторонам. Там царил полный порядок, но на полу лежал железный обрезок, который он бросил во время драки. Сайлас поднял его и поднес к лампе. Крови на нем не было, только прилипла пара волосков. Рассеянно вытерев обрезок о скатерть, Сайлас отнес его на задний двор и бросил через забор в крапиву. Ничего криминального в этой железяке не было, просто она вызывала у него зловещие воспоминания. Пора было идти на станцию. Рановато, конечно, ведь еще только двадцать пять минут восьмого, но Хиклер не хотел, чтобы его застали дома. Шляпа и саквояж с пристегнутым зонтом лежали на диване. Хиклер надел шляпу, подхватил саквояж и направился к двери, но быстро вернулся, чтобы загасить лампу. Когда он поднял руку, чтобы прикрутить горелку, взгляд его случайно упал на стул, где лежала серая фетровая шляпа Бродского. Сайлас похолодел, на лбу выступил холодный пот. Еще одно мгновение, и он бы, загасив лампу, ушел… Рванувшись к стулу, он схватил шляпу и заглянул внутрь. На подкладке была четкая надпись: «Оскар Бродский». Одной этой шляпы достаточно, чтобы отправить его на виселицу. А что, если с обыском нагрянут сейчас?

При одной этой мысли у Хиклера подкосились ноги, но, несмотря на панику, он действовал хладнокровно. Сбегав на кухню, принес щепки для растопки и бросил их в камин на еще горячие угли, прикрыв скомканным листком из-под головы Бродского. На бумаге он заметил крошечное пятнышко крови, которое укрылось от его взора раньше. Взяв кочергу, Хиклер затолкал листок под щепки и, чиркнув восковой спичкой, поджег их. Когда пламя разгорелось, он искромсал шляпу складным ножом и стал бросать клочки в огонь.

Сердце у него колотилось, руки тряслись от страха разоблачения. Куски шляпы горели неохотно, спекаясь в обугленную массу, которая тлела, сильно дымясь. К тому же они источали тошнотворный запах, так что Сайласу пришлось открыть кухонное окно (входную дверь он отворять побоялся). Подбрасывая клочки в огонь, он продолжал тревожно ловить каждый звук, страшась услышать роковой стук в дверь.

Время подгоняло. Уже без двадцати одной минуты восемь! Через пару минут пора выходить, иначе он опоздает на поезд. Хиклер бросил в огонь поля шляпы и побежал наверх, чтобы открыть там окно – кухонное придется перед уходом закрыть. Когда он вернулся, поля уже съежились, превратившись в черную бесформенную массу, которая пузырилась и шипела, испуская едкий жирный дым. Без девятнадцати минут восемь! Больше медлить нельзя. Хиклер взял кочергу, тщательно разделил что осталось от шляпы и смешал с тлеющими углями. Теперь решетка выглядела как обычно. Сайлас постоянно сжигал в камине письма и другой мусор, так что его экономка вряд ли что-нибудь заподозрит. Тем более что угли успеют превратиться в золу еще до ее прихода, а металлической фурнитуры на шляпе не было.

Хиклер взял саквояж, еще раз осмотрел гостиную, загасил лампу и, открыв дверь, чуть задержался на пороге. Потом запер замок, опустил в карман ключ (у экономки был свой) и поспешил на станцию.

Он успел как раз вовремя и, купив билет, вышел на перрон. Поезд еще не подошел, но на перроне было необычно оживленно. Пассажиры, сбившиеся на конце платформы, смотрели на пути, и когда Хиклер с боязливым и мучительным любопытством подошел к ним, из темноты появились двое мужчин с носилками, покрытыми брезентом. Пассажиры расступились, чтобы дать им пройти, бросая любопытные взгляды на скрытое под грубым покровом тело, а когда его внесли в павильон, сосредоточили все свое внимание на носильщике, который следовал чуть поодаль с саквояжем и зонтом в руках.

Внезапно один из пассажиров бросился к нему с криком:

– Это его зонт?

– Да, сэр, – подтвердил носильщик, останавливаясь и протягивая тому зонтик для осмотра.

– О боже! – воскликнул пассажир и резко повернулся к стоящему рядом высокому мужчине. – Могу поклясться, что это зонт Бродского. Вы помните его?

Высокий джентльмен кивнул, и пассажир снова обратился к носильщику:

– Я узнаю этот зонт. Он принадлежит джентльмену по фамилии Бродский. Если вы заглянете внутрь его шляпы, то увидите это имя. Он всегда помечал свои шляпы.

– Шляпу пока не нашли, – сообщил носильщик. – Но вот идет начальник станции, он как раз оттуда.

Подождав, пока его начальник подойдет, носильщик доложил: