История моей смерти - Антон Дубинин

— Язычники разве не все колдуны? — спросил я осторожно. Роланд шикнул:

— Тише ты! Такое говоришь — а он небось все слышит. У него знаешь какой слух острый? Вот вызовет тебя на бой за оскорбление, а дерется он страшно… Не хуже нашего чемпиона Райнера.

Я еще, помнится, поинтересовался, почему бы тогда не послать Этельреда на турнир против Райнера, пускай задаст ему! Но Этельред, оказывается, никогда не дрался на турнирах. Неизвестно, почему. Не дрался, и все. Откуда ж тогда известно, какой он боец, спросил я удивленно, ведь никакой войны уже давным-давно не было, где же рыцарю проверить себя… Роланд пробормотал невнятно, что на северной границе королевства всякое бывает, и отвернулся, желая спать. Я подумал, что он и сам толком не знает, как Этельред дерется. А по тому, как он двигается, и в самом деле похоже было — хороший воин.

Наутро Этельред так на меня смотрел, что я понял — он все-таки слышал ночной разговор. Он ни словом о том не обмолвился, но на лбу было написано — «колдуна» он мне не простил. Я даже думал, не подъехать ли извиниться… Но вышло бы нехорошо: вдруг все-таки Этельред ничего не слышал, а я подойду и ему все выложу? «Простите, мол, колдуном вас обозвал… Ах, вы не слышали? Тогда считайте, что не обзывал».

К моему другу Этельред обращался — лорд Роланд. Вот так! Не то что наш Овейн, всю дорогу меня попрекавший, как мальчишку под присмотром. «Эрик, не вырывайся вперед! Здесь тебе не луга возле дома», «Эрик, не думаешь ли ты, что мы с Реем должны ставить шатер без твоей помощи» и так далее. И чем дальше мы ехали вместе, тем больше я убеждался, что Этельред меня не любит. Непонятно, за что. Просто так. Может, потому что Роланд всю дорогу был рядом со мной и пел песни на мои стихи? Или подарил мне на прощание красивую красную одежду? Или жил со мной в Городе, а не с ним в замке? Может, потому что Роланд — меня любил?.. Мог ли Этельред мучиться ревностью? Не знаю. Я спросил у Роланда — и тот отвел глаза, так что я понял, что не ошибся.

— Не обращай внимания, — сказал мой друг, — вовсе он тебя не ненавидит. С чего бы? Вы всего неделю как знакомы! Просто Этельред… ко мне очень привязан. Ревнует меня ко всем друзьям, знаешь, как пес — хозяина. Друзья отнимают меня у него, наверное, так ему кажется. Это все пустяки. Что тебе до него?

И правда, что мне до человека, которого я почти никогда не буду видеть? Так я тогда думал. Но в кои-то веки был рад расстаться с Роландом, когда мы доехали до нашего феода, потому что заодно расставался и с Этельредом. Впрочем, они провели у нас дома одну ночь. Это я их пригласил.

Отец был с гостями весьма любезен, спрашивал, как дела на севере, рассказывал про разбойников в нашем Опасном Лесу, что завелись у большой дороги к Городу, и кочуют вдоль тракта с севера на юг, так что никак их не поймаешь. Поутру сам встал проводить гостей. И только когда они уехали, спросил меня, что я знаю об этом Этельреде.

Я честно сказал, что он язычник. И что он — кастелян замка Орла. И еще — что мне кажется, зря они его взяли кастеляном, потому что он человек злой. Не сказал я только одного — что Этельред, кажется, меня за что-то не любит. И еще не смог ответить на вопрос, кто его отец.

Отец мне тогда ничего не объяснил, только покачал головой. А потом я и думать забыл об Этельреде, потому что радовался вакациям. Я понял тайну: дома лучше всего, когда там не живешь, а ненадолго приезжаешь отдохнуть! Тебе все так рады, не знают, чем угостить, не заставляют делать ничего скучного — мол, ты на учении и без того устал, отдыхай! Летом мы с братом много тренировались, объезжали новых коней, купались (и выяснилось, что плаваю я вовсе не хуже Рея! Даже с грузом, подвязанным к рукам и ногам, чаще я его обгонял, а не он — меня.) Я написал два коротких лэ, чтобы осенью показать Роланду, но самое главное — мы навещали сэра Руперта и часто виделись с его дочерьми.

Чем дальше, тем сильнее я влюблялся в Алису. Да и она, похоже, была мне очень рада. Она здорово скакала верхом, лучше, чем все знакомые мне девушки, и мы часто ездили с ней по краю леса кататься, к монастырю, или просто погулять, или даже наперегонки. Она обо всем расспрашивала, просила научить астрономии, сделала мне дар — на подаренной Роландом одежке по вороту вышила белые цветы. Алый и белый, это наши геральдические цвета; у Рея всегда находилась одна причина радоваться, что он не старший сын — он не должен был носить гербовых одежд. Он красный цвет не любит, скорее уж синий; вот и ходил все время в любимом синем камзоле с висячими рукавами. Синий — это цвет сэра Руперта, у него герб — белая башня на синем фоне, а девиз — «Верою крепок». Поэтому похоже было по цветам, что Рейнард — его сын или вассал. Или по меньшей мере рыцарь Марии, старшей Рупертовой дочки. Я по этому поводу много дразнил его тем летом. Впрочем, он меня в отместку дразнил вассалом и почитателем сэра Райнера, одевшимся в его цвета. Помимо всего, мы ссорились из-за Роланда.

Вот так мы и жили — не много, не мало, целых четыре года. И скажу честно, это были хорошие четыре года. На вакации я приезжал домой, где порой ссорился с братом и скучал по Роланду; остальное время жил в городе и учился — не слишком-то усердно, но как уж мог. Даже успел получить звание бакалавра Изящных Искусств; до Магистра оставалось всего-то лет десять учебы (это я мрачно шучу!) На День Всех Святых и на Пасху приезжал сэр Руперт с дочерьми. Я был безмерно рад, когда Алиса сшила себе на весенний турнир алое платье, моего цвета. Я думал, что она меня наконец полюбила и так признается в своих чувствах… Но потом разглядел, что оторочка по рукавам и вороту у нее не серебряная, как мне показалось сначала, а бледно-золотая. Цветов сэра Райнера, будь он неладен! Если бы вы видели, как она переживала за него на турнире! Едва не плакала, комкала платок… Я сидел рядом, больной от злости, и даже не пошел участвовать в общей сходке, настолько ослабел от расстройства. Роланд меня потом утешал, говоря, что все девушки влюбляются в чемпионов, а выходят замуж совсем за других. Но разве это утешение? Все девушки! Разве Алиса могла быть как все? Разве могла влюбиться в кого-то только за то, что он лучше остальных дерется?..

Ну, конечно, Райнер был красивый — куда красивей меня, с такими яркими волосами и синими глазами, и здоровенный, как бык; и по высоте рода он тоже меня превосходил. Но ведь он ее не любил! Даже не замечал! В него и так были влюблены все вокруг, что ему девушка из маленькой баронии на севере, которая боялась Города и в присутствии великого Чемпиона не могла связать двух слов? Я представил ему Алису, хоть и до смерти не желал этого делать — но не мог ей отказать в просьбе. Сэр Райнер поцеловал ей руку, поболтал об общих знакомых… А на следующий день забыл, как ее зовут! Ему что-то нужно было от меня, он подошел, улыбаясь как солнце, окликнул — «Сэр Эрик, друг мой, можно вас на минутку? И — простите, не знаком еще с вашей очаровательной спутницей…»

«Еще как знаком, — сказал я змеиным голосом (если бы змеи говорили, они бы это делали именно так). — У вас дурная память, Райнер, дружище. Я вчера представил вам эту даму».

«И верно, — воззвал он, хлопая себя ладонью по лбу. — Простите, Бога ради, леди… Аделаида? Я угадал?»