Первый практикум. Напиток бессмертия - Ина Воронина

мишке.

— Явился по направлению с биржи труда. Премного благодарен за ваш интерес к моей скромной кандидатуре…

— Скромной? — прервал его директор и, помолчав секунду, продолжил: — Резюме Ваше? Там указано, что диплом у Вас красный. Рекомендательные письма в порядке.

— Нуу, — замялся Виктор, сброшенный с накатанной колеи, — опыта работы у меня пока нет.

— И именно с этим были связаны Ваши трудности.

Стах Глебович произнёс это как утверждение, покивал, пожевал губы и вдруг с улыбкой спросил:

— Сколько раз Вас уже развернули?

— Двенадцать, — радостно сообщил Виктор.

Стах Глебович весело хмыкнул.

— Я не страдаю заблуждением, будто молодые люди ни на что не способны. Македонский, помнится, в двадцать стал царём. И сразу же разгромил мятежные Фивы.

Виктор сник. Разговор шёл как-то не так, как он рассчитывал. А директор продолжал допрос:

— Университет заканчивали экстерном?

— Нет, поступил в шестнадцать. В школу пошёл в шесть, вот и… — пробубнил Виктор.

— А, это понятно. А почему Вы избрали педагогику?

— Не прошёл в другие ВУЗы по результатам вступительных экзаменов, — поспешно выпалил Виктор.

— Неужели?

Губы директора тронула улыбка. Виктор замялся, но всё же нашёлся с ответом:

— Да я и не был особенно амбициозен.

— А диплом с отличием…

Директор чуть растягивал слова, улыбка его стала более заметной.

— К дому было близко? — уже наполовину вопросительно ответил Виктор.

— Не годится! — хохотнул Стах Глебович.

Вдруг в кабинете директора раздался оглушительный хлопок. Дверь с табличкой тряхнуло на петлях, вокруг неё пробился слепящий белый свет, из щели у пола взметнулась пыль. Виктор заполошно вскочил. Секретарша, не отрываясь от монитора, флегматично придержала вспушившуюся стопку бумаг левой рукой. Виктор с ужасом посмотрел на дверь, ожидая, когда из-за неё вырвется столб пламени и удушающего чёрного дыма.

— О, не волнуйтесь! — успокоил его Стах Глебович.

Директор помахал рукой, призывая Виктора вернуться на стул, и добавил:

— Просто небольшой взрыв.

— Та…там лаборатория? — слегка осипшим голосом спросил Виктор.

— Лаборатория, лаборатория. Моя личная лаборатория.

Директор небрежно кивнул и внезапно сменил тему.

— У кого, кстати, диплом писали?

— У Вадима Борисовича Асова.

Виктор не смог сдержать гордость в голосе, хотя глаз от слегка курящейся дымом двери не оторвал.

— Даже так? — протянул Стах Глебович, подняв одну бровь. — Вы что, забаррикадировали его? Морили голодом, пока он не согласился взять подопечного?

— Да что Вы, он из благотворительности брал всех, кого не разобрали другие.

Виктор смущённо спрятал глаза. Стах Глебович вскинул брови, а потом расхохотался.

— Да бросьте, я его тысячу лет знаю! Старик пальцем не шевельнёт, если к нему не применять шантаж или пытки! Так хотелось быть учителем?

— Наверное. В школе веселее, чем в офисе. Ну… я так предполагаю.

Виктор чуял, что его план победоносного получения очередного отказа рушится прямо на глазах. Директор вдруг хлопнул ладонью по столу, показывая, что разговор завершён.

— Что ж, у Вас будет отличная возможность это проверить.

— Что? — опешил Виктор.

— Вы нам подходите. Приступаете завтра. Нужно подготовиться к учебному году. Расписание. Планы уроков. Прочие мелочи, сами понимаете. В бой первого сентября. Методички возьмёте у Саши. — Директор махнул рукой в сторону секретарши и продолжил: — Ах да, Саша, подай, пожалуйста, договор.

Секретарша вскочила, точным движением выудила из стопки тонкую пачку бумаг и подала директору. Тот передал её Виктору.

— Ознакомьтесь!

Стах Глебович навис над Виктором и замер над ним, как коршун. Виктор, как тёртый соискатель, первым делом поискал пункт с указанием зарплаты, и глаза его раскрылись в удивлении.

— Сколько?..

— Это с учётом ненормированного рабочего дня, — отмахнувшись сказал Стах Глебович.

— Ненормированного? — подозрительно спросил Виктор.

— Как у всех учителей. Классные часы. Выездные экскурсии. Шестидневка… Также Вам несколько раз нужно будет поработать воспитателем в группе продлённого дня.

— И чем я должен буду там заниматься?

— Помогать ученикам с их домашним заданием или с исправлением двоек… Всё как обычно.

Директор неопределённо пожал плечами.

— И долго? — допытывался Виктор.

— Ну пока не усвоят материал, — с какой-то нехорошей улыбкой ответил директор.

Виктор понял, что отказ директор не подпишет, и загрустил. Без отказа его вышибут с биржи и окрестят тунеядцем. Штрафы там какие-то. Не вариант. И как спасти так неудачно прошедшее собеседование, он не знал. Брякнуть в лоб, что он пришёл, чтобы его не взяли, ему было отчаянно стыдно. Виктор невольно посмотрел на выход из приёмной и почему-то отметил, что он совсем недалеко. Правда, как потом показаться дома?

А директор уже подсовывал ему перьевую ручку. Не ту, у которой резервуар в стержне, а настоящую, которую макают в чернильницу. Виктор с удивлением посмотрел на такой раритет и ткнул пальцем в кончик пера. Ему всегда было любопытно, острые они или не очень.

Вдруг за окном сверкнуло, грохнуло, и в стекло ударил тропический ливень, в саду что-то истошно заорало: «Уаааау-уаааааау-уааау». Виктор поклялся бы, что это павлин. Богданов вздрогнул и убедился, что кончик пера-таки острый. На пальце появилась кровоточащая царапина, перо измазалось в крови. Виктор недоверчиво покосился в окно на бог весть откуда взявшиеся потоки воды и почесал обожжённый под абсолютно безоблачным небом нос.

А Стах Глебович с доброй акульей улыбкой кивал ему, мол, не беспокойтесь, подписывайте! И Виктор, мысленно плюнув, подмахнул оба экземпляра, как в прорубь нырнул. За окном грохнуло снова. Школу ощутимо тряхнуло. Саша смотрела на нового коллегу застывшим чуть встревоженным взглядом. Стах Глебович расплылся в улыбке. Виктор пробормотал:

— Всё?

— Да, теперь всё, — как-то нехорошо отозвался Стах Глебович.

— Спасибо, — буркнул Виктор.

И слышно было в этом «спасибо» настоящее «а чтоб Вас…». Виктор подхватил бумаги и поплёлся к выходу.

— Завтра к половине девятого! — прокричала ему вслед Саша.

Статус трудоустроенного Виктору не понравился сразу. Груз ответственности давил на грудь, хотелось взирать на бегущих мимо детей свысока. А в требованиях к вакансии было указано «жизнерадостный». Совсем ни стыда, ни совести!

На обратном пути Салтыкова-Щедрина показалась ему совершенно отвратительной. Асфальт сухой, как будто и не было дождя. Пыльно, ямы эти, человеку пройти негде — спотыкаешься, дома старые и обшарпанные, погода — форменная душегубка… Автобус из средства передвижения превратился в драконью утробу.

Тяжела жизнь работящего человека — к выполнению должностных обязанностей ещё не приступил, а ныть уже охота. Виктор, будто наяву, увидел, как большие тяжёлые двустворчатые двери иняза педагогического закрылись перед его носом с каким-то гробовым «хщщщщ-баммм». За этим последовал сатанинский смех, почему-то басом Стаха Глебовича. В общем, жизнь дала трещину, и Виктору хотелось всё вернуть назад.

Мама в простом нежно-голубом халатике встретила его в прихожей и с надеждой спросила:

— Ну как?

— Взяли, — выдохнул Виктор, рухнул на скамеечку