Свитки Магдалины - Барбара Вуд

– Значит, эти свитки знаменательны тем, что являются единственными в своем роде?

– Да, по этой причине и, конечно, – Бен насмешливо сощурил глаза, – по той причине, что в них говорится о проклятии.

– О проклятии?

– Это в некотором роде отдает романтикой – найти древние свитки, в которых речь идет о проклятии. Уезерби говорил мне об этом по телефону. Похоже, старый еврей Давид бен Иона, который писал все это, твердо решил сохранить драгоценные свитки целыми и невредимыми и поэтому призвал на помощь древнее проклятие – проклятие Моисея.

– Проклятие Моисея!

– Оно содержится во Второзаконии.[4] В двадцать восьмой главе. Там перечислен ряд ужасных проклятий. Например, Господь поразит ослушавшихся язвами великими и постоянными болезнями. Думаю, старый еврей действительно хотел сберечь эти свитки. Должно быть, он полагал, что этих проклятий достаточно, чтобы отпугнуть кого угодно.

– Все же они не отпугнули Уезерби.

Бен рассмеялся:

– Не думаю, что это проклятие окажет сильное воздействие две тысячи лет спустя. Но если Уезерби начнет покрываться язвами…

– Не говори так. – Энджи потерла руки. – Бррр. От таких слов меня бросает в дрожь.

Оба снова уставились в огонь. Энджи вспомнила пожелтевший пергамент, который они видели в Священном Ковчеге, и спросила:

– Почему свитки Мертвого моря оказались таким потрясающим открытием?

– Потому что они доказали подлинность истоков Библии. А это не пустяк.

– Разве это не важнее того, что содержат свитки Уезерби?

Бен покачал головой:

– Не с точки зрения историка. Мы располагаем достаточным количеством библейских текстов, в которых говорится все необходимое о том, как писалась Библия на протяжении веков. Но у нас мало сведений о том, какова была повседневная жизнь в те времена. В религиозных свитках, подобных тем, что нашли у Мертвого моря, говорится о пророчествах и символах веры, но в них нет ничего о том времени, когда они писались, или о людях, которые их писали. А вот в свитках Уезерби… Боже милостивый! – неожиданно вскрикнул он. – Личный дневник, который велся во втором или третьем веке! Только представь, сколько пробелов в истории он может заполнить! Восхитительно и невероятно!

– А что, если он древнее? Допустим, он велся еще в первом веке.

Бен пожал плечами:

– Такое нельзя исключить, но пока рано судить. Уезерби считает, что он восходит к концу второго века. Анализ радиоактивным углеродом не смог дать более точного результата. В конце концов, мой анализ типа письма позволит выяснить, когда жил Давид бен Иона. А моя сфера деятельности, дорогая Энджи, не относится к точным наукам. Из того, что я прочитал до сих пор, следует, что старик Давид бен Иона мог жить когда угодно в пределах трех веков.

В глазах Энджи отразилась сосредоточенность на чем-то своем. Ей только что в голову пришла какая-то мысль.

– Однако первый век стал бы самой крупной сенсацией, не правда ли?

– Несомненно. Если не считать свитки Мертвого моря, письма Бар-Кохбы[5] и свитки Масады,[6] со времен рождения Христа неизвестно о существовании других письмен на арамейском языке.

– Думаешь, он там упоминается?

– Кто?

– Иисус.

– Вот оно что. Понимаешь, я не… – Бен отвел взгляд. Для него понятие «во времена Христа» являлось лишь инструментом измерения исторического периода. Так было проще, нежели говорить «с четвертого года до Рождества Христова и приблизительно до семидесятого года новой эры» или «после Августа и до Флавия». Это был сокращенный способ обозначения конкретного отрезка в истории. Бен придерживался особого мнения относительно человека, которого люди именовали Христом. И оно отличалось от общепринятой версии.

– Значит, ты по почерку сможешь вычислить, когда это было написано?

– Надеюсь на это. Почерки менялись на протяжении веков. Сам почерк, алфавит и язык являются для меня тремя стандартными единицами измерения. Я сравню свитки Уезерби с теми, которыми мы сегодня располагаем, например свитками Масады, и проверю, насколько сходны почерки. Так вот, после химического анализа самого папируса можно гипотетически считать, что речь идет о сороковом годе нашей эры с допустимой ошибкой в двести лет, а это означает, что папирус был изготовлен между сто шестидесятом годом до Рождества Христова и двести сороковым годом новой эры.

Что такое новая эра? Сокращенно это пишется «н. э.» и означает то же самое, что наша эра. Археологи и теологи пользуются этим выражением. Оставим это и вернемся к вычислению времени. Радиоактивный углерод хорошо подходит, когда приходится определять возраст доисторических черепов, ибо столь значительный допуск ошибки так важен. Но когда дело касается года, в котором что-то происходило ровно два тысячелетия назад, то ошибка в двести лет является серьезным препятствием. Но все же этот период можно взять за исходную точку исследования. Затем мы попытаемся определить точную дату по глубине земли, в которой нашли свитки. Более древние слои находятся ниже, а слои, образовавшиеся за недавнее время, – выше. Так же обстоит дело с геологическими пластами. Но даже после всего этого для определения точной даты нам придется обратиться к самому почерку. А пока, Энджи, наш древний еврей выводит буквы, напоминающие те, которыми написаны свитки Мертвого моря, а это позволяет нам утверждать, что он трудился в периоде между сотым годом до Рождества Христова и двухсотым годом после него.

– Возможно, этот Давид пишет нечто такое, что позволит тебе установить точную дату. Например, упомянет какое-то имя, событие или еще что-то в этом роде.

Бен уставился на Энджи, так и не донеся бокал с вином до своих губ. Как раз такая мысль не пришла ему в голову. И все же, почему бы не допустить подобную возможность? Конечно, первый фрагмент уже доказал, что эти свитки из Мигдалы совсем непохожи на другие находки. Это возможно. Все возможно…

– Не знаю, Энджи, – задумчиво сказал он. – Чтобы он назвал нам точную дату… это все равно что надеяться на чудо.

Она пожала плечами:

– Послушать тебя, то обнаружить эти свитки тоже было бы невозможно. Однако они в наших руках.

Бен второй раз внимательно посмотрел на нее. Способность Энджи столь легко воспринимать самые странные события не переставала удивлять его. «Возможно, дело не в том, как легко она воспринимает их, а как небрежно отмахивается от них», – подумал он, изучая ее бесстрастное выражение лица. Поражала ее способность воспринимать все, будь то текущие события или новость о катастрофе, одинаково объективно. Энджи ни разу не проявила что-то вроде пароксизма, и казалось, что она действительно гордится тем, что является прямолинейной женщиной. Она обладала способностью мгновенно взять себя в руки. Ее друзья любили рассказывать, как она отреагировала на убийство Джона Кеннеди. В тот самый час, когда это произошло и потрясло весь мир, она лишь заметила: «Что ж, жизнь скверная штука».