Горюч-камень - Дмитрий Дмитриевич Осин

главный инженер. — Сейчас из дому звонил…

Он хотел рассказать что-то еще, но в селекторе послышался грубовато-требовательный оклик:

— Дежурный! Где же порожняк? Что нам — конвейер останавливать?

Послышался щелчок переключателя. Журов не расслышал, что ответил маркшейдер на требование порожняка.

Мотор в порядке. Терять время не приходится. Решив осмотреть еще раз контакты, Журов, насвистывая, снова наклонился над раскрытым нутром контроллера. С виду вроде все ничего, а беда где-то в нем, не иначе.

Контроллер переключал сразу четыре контакта в одну сторону и четыре — в другую. Выходит, повреждение не здесь. Журов попробовал включить их еще раз и должен был признать, что дело не в контактах.

«Тогда, видно, с реверсом что-то, — предположил он. — Не зря же вал вперед не проворачивается. Скорее всего пружинка лопнула. Шарик выскочил, а ее — расперло. Но туда не доберешься. Придется снимать. Снимать и перебирать…»

Журов снова включил реверс, но электровоз по-прежнему не двигался. Конечно, этого нельзя было делать, тем более в непосредственной близости от ствола. Беда могла случиться в любую минуту.

«Добил до ручки! — мысленно ругал он машиниста. — Раньше срока в утиль пойдет…»

Должно быть, Янков почувствовал это, виновато подошел, привалился плечом к аккумуляторному ящику. Заросшее его лицо казалось по-прежнему мрачно.

— Заедает? Слесаря говорят: в капиталку надо, а ты все мусолишь!

— По-человечески работать надо, — сердито оборвал его Журов. — А то и после ремонта такой же будет.

Похоже, согласившись с этим, Янков передвинул каску на лоб. Захватанная, помятая, она напоминала заржавевшую консервную банку, и, подметив это сходство, Журов почему-то понял, что вряд ли добьется от него, чего хочет.

Янков пожаловался:

— Стоять… хуже матерного!

— Соображаешь? — ожесточенно мотнул головой Журов. — Что матерно, что нематерно.

— Еще бы! — невесело подтвердил тот. — За простой премировку отымут…

Журов даже злиться на него перестал.

«Ну, что с такого возьмешь? Хуже крота!»

Ничего поделать было нельзя: придется снимать вал, перебирать барабан. Слесари, наверно, поняли это еще в шахте и не стали приниматься за ремонт там.

«Ой и ребята! — беззлобно выругался Журов. — Хоть бы передали с кем, чтобы не копаться понапрасну…»

Янков, вздыхая, поскреб ногтем по аккумуляторному ящику, словно хотел сказать что-то еще. Крайний болт сорвался, упал в разверстое нутро контроллера. Почти тотчас же молнийно заискрило где-то внизу, и сразу запахло с пригоревших контактов. Журов не успел даже сообразить, что произошло, как электровоз ожил и, тяжко вздрагивая, двинулся к вспомогательному стволу.

— Держи-и! — отшатнувшись, не своим голосом крикнул Янков. — Уйде-ет… дьявол!

С тревожно екнувшим сердцем Журов попробовал достать замкнувший контакты болт, но пальцы не пролезали. Вспомнив об отвертке, он схватил ее, стал ожесточенно шуровать между контактами в тесной путанице деталей, проводов.

Мотор зловеще жужжал. Все было сейчас в том — сумеют или не сумеют предотвратить несчастье.

Что-то крича, Янков бежал сзади, но Журов не оборачивался, не слушал, пока не понял — разъединить контакты вряд ли удастся.

«Если не остановлю, тогда всё, — с отчаянной ясностью подумалось вдруг ему. — Пальцами не пролезешь, а отвертка не берет, соскакивает…»

Потом он вспомнил о тормозах и изо всей силы закрутил баранку. Электровоз сбавил ход, но не остановился.

Рукоятчица, дежурившая возле вспомогательного ствола, метнулась к стрелке, хотела перевести ее, преградить дорогу беде, и не успела.

— Тормози! Тормози-и! — услышал Журов, как будто сам не помнил об этом. Сдавалось, она вот-вот бросится на рельсы, остановит электровоз, но так и осталась стоять — с побелевшим от ужаса лицом и округлившимися глазами.

Не видя, не слыша ничего, он по-прежнему шуровал отверткой, стараясь зацепить болт, разъединить контакты. Весь день помнил о семейной беде, перевернувшей всю его жизнь, а тут забылась и она.

«Надо было в тупик, — с запоздалым сожалением подумалось ему. — Или хотя бы что-нибудь под колеса подложить…»

Еще можно было спрыгнуть, спастись, но это даже не пришло Журову в голову. Впереди — вспомогательный ствол, шахта, а там — люди; нужно было во что бы то ни стало предотвратить самое страшное.

Расстояние до вспомогательного ствола небольшое. Электровоз проскочит его, и тогда останется только заградительная решетка. На мгновение Журову стало жалко себя, но он тотчас же пересилил эту жалость и снова припал к раскрытому нутру контроллера. Там всё еще искрило, било в глаза не разберешь чем.

«Сейчас! Сейчас! — в беспамятстве повторял он, вкладывая в нехитрые эти слова всю силу желания справиться с вышедшим из повиновения электровозом. — Остановлю! Разомкну…»

Наконец ему удалось подцепить болт и с трудом просунуть его дальше. Мотор выключился. Опомнившись, Журов облегченно поднял голову, увидел стремительно надвигавшуюся обшивку вспомогательного ствола и вскрикнул от ужаса.

Сбив предохранительную решетку, электровоз, не останавливаясь, ринулся в открывшуюся бездну, ударил подъемный канат и со скрежетом покореженного металла полетел вниз.

Помертвевшая рукоятчица подбежала к стволу, глянула на стрелку высотомера, размашисто качавшуюся на отметке — сорок метров, и, забыв дать аварийный сигнал машинисту подъема, испуганно отшатнулась.

— Клеть… там же клеть на спуске! С шахтерами…

3

Клеть с шахтерами, как обычно, спускалась по вспомогательному стволу. Косарь услышал треск, скрежет вверху и, балагуря по обыкновению, крикнул стоявшим рядом проходчикам:

— Держи-ись! Начинается…

Почти тотчас же послышался сильный, скрежещущий удар. Что-то тяжко рухнуло, проломило крышу и через расстрел[1] ушло в другую часть ствола.

Клеть встала дыбом. Схватившись за поручни, Косарь и его дружок Лаврен Волощук не удержались, упали на пол. Звеньевого Рудольского, проходчика Воронка и погрузочного Пазычева выбросило. Кто-то из них удивленно ойкнул, даже не успев испугаться; кто-то выругался. Послышался всплеск внизу, и всё стихло.

Шахтерки погасли. В темноте невозможно было разобрать ничего.

— Лавре-ен! — опомнившись, крикнул Косарь, смахивая ладонью едкие, саднящие брызги с лица и пытаясь сообразить, что же произошло. — А где ребята?…

Сверху сползло, навалилось на плечи чье-то словно бы неживое туловище. Волощук попробовал освободиться.

— Ну, я, — отозвался он, до боли чувствуя непоправимость несчастья. — Ты жив, Косарь?…

— Жив, жив, — отплевываясь, вздохнул тот. — Неужто канат порвало?

Волощуку сделалось вроде бы легче. Все-таки вдвоем не то, что одному, — где хочешь.

— Помоги-ка мне, — попросил он. — Кто бы это сверху?..

Стуча зубами, Косарь подлез, помог ему стащить сползшего. Слышно было, как тот прерывисто захрипел у самой двери. Ее не было: то ли сорвало во время удара, то ли не навесили перед спуском.

— Кажется, звеньевой, — осторожно ощупав лежавшего, предположил Косарь. — А может, и Воронок…

Волощук пошарил шахтерку, ее не оказалось. Разорванная петля на спецовке была без пуговицы.

— Рудольский легче, — заметил он. — А Воронок, — и принялся ощупывать сползшего. — Голова сильно побита. В крови вся…

— Не лапай, — предостерег