Ричард Длинные Руки. Демон Огня и Стали  - Гай Юлий Орловский

Люди Норберта, которым он чуть раньше дал распоряжения, бросились к нам с уже оседланными конями в поводу.

Бобик носился кругами, пугая местных, подпрыгивал, показывая, что он сам всех врагов порвет, только возьмите, а еще будет по дороге ловить дичь и снабжать провиантом хоть целую армию.

Лорд-канцлер с группой членов Государственного Совета занял стратегическое место во дворе с таким расчетом, чтобы присутствовать при отбытии императора, не мешать и в то же время быть под рукой.

Я понял, оценил, подозвал его кивком. Он заспешил, даже не опираясь на трость, весь внимание и готовность исполнять мои мудрые указы.

– Сэр Джуллиан, – сказал я с чуть ли не искренним сочувствием, – сожалею, но о таком важнейшем для народного хозяйства империи деле, как выбор Государственным Советом для меня четвертой любовницы, отложим до возвращения. Увы, спасти мир тоже как бы важно. В некоторой степени.

Он поклонился со всевозможным почтением.

– Да, ваше величество, возвращайтесь поскорее. Я уловил в вашем голосе нежелание заниматься этим важнейшим в международной дипломатии вопросом…

Мне подвели арбогастра, я поднялся в седло и похлопал могучего зверя по шее, блестящей и абсолютно гладкой, как застывшая черная эпоксидная смола.

– Зайчик, мы снова в деле. Как и в старое доброе время!.. Бобик, вперед!

Радостный Бобик от счастья по-щенячьи взвизгнул и ринулся к выходу из дворца.

Сэр Джуллиан крикнул мне в спину:

– Однако же, увы, придется! Таковы реалии государственного устройства!.. Но мы можем к вашему возвращению все подготовить, не волнуйтесь!

Ветер засвистел в ушах, мы вылетели за пределы дворцового ансамбля, я едва успел расслышать последние слова лорда-канцлера, тут же всем отрядом с грозным грохотом копыт вылетели за пределы высоких зданий дворца.

Навстречу ринулись массивные и добротные дома горожан, и, лишь когда вырвались за пределы города, а впереди пошла навстречу быстро разрастаться в размерах причальная пирамида, сэр Альбрехт возник справа на своем огненно-рыжем коне, красивый и нарядный в расшитом золотом камзоле и в шляпе с целым веером белоснежных перьев.

– Слышали, ваше величество?

– Что? – ответил я строго.

– Обещают к вашему возвращению решить проблему!

– Не отвлекайтесь, – посоветовал я на скаку. – Опасность в самом деле… серьезная.

Его конь мчится рядом с арбогастром такой же веселый и беспечный, как и сам хозяин, только я смотрю на них сверху так, словно Альбрехт едет на пони, но Альбрехт крикнул беззаботно:

– Вы изворотливы, ваше величество! Чего раньше не замечал. Какой-то выход найдете.

– А если не найду?

Он с небрежностью повел плечами.

– Маркус по вашему желанию сделает прижигание этого прыщика каленым железом на нежном теле земли. Только и всего!

Я ответил строго:

– Ищете легкие решения?.. Господь не для того создал человека.

– Все еще наказывает потомков Адама, чтобы в поте лица?

– Нет, оказывает доверие.

С трех сторон на вершину причальной пирамиды ведут ступеньки, а с четвертой проложена покатая горка, это для конных дворян, можно вскачь с разгону взлететь на самый верх.

Мы так и сделали, и едва конские копыта ступили наверх, как в небе показалась снижающаяся платформа с трепещущими на ветру красными полотнищами и хищно задранной головой дракона из красной меди.

Багер выглядит празднично, словно и строили для перевозки знати, даже я не сразу бы подумал, что изначально это простая тележка для перевозки тяжелых слитков редкоземельных металлов из подземного рудника в расположенные на поверхности заводы той исчезнувшей эпохи.

Всадники Норберта выглядят солидно, всем видом показывают, что уже передвигались на багерах, ничего особенного, но остальные заметно оживились и большими глазами смотрят на это чудо.

Едва эта варварски разукрашенная и разрисованная всеми цветами платформа, символизирующая могущество императора, тяжело коснулась бортом края площадки, местные часовые тут же распахнули широкую калитку.

Первым, распихивая неповоротливых, на площадку багера вскочил Бобик.

Загрузкой всадников уверенно и безукоризненно точно руководил Милфорд, а когда мы трое неспешно поднялись на площадку, предупредил:

– Ваше величество, через три минуты эта штука отчалит!

– Успеваем, – ответил я.

Альбрехт за моей спиной сказал с ехидцей:

– И как это сооружение смеет не подчиняться воле императора?

Я сердито блымнул в его сторону глазами, но промолчал. Сам знает, что меня это раздражает, и при малейшей возможности вмешаться в этот процесс обязательно влезу, пусть даже и наломаю дров.

Сэр Норберт, как и его разведчики, все еще в седлах на сухих поджарых конях, легких, быстрых и выносливых. Граф Келляве и другие военачальники тоже не решаются оставить седла крупных рыцарских коней, умеющих быстро разогнаться на короткие расстояния для удара по врагу.

Снизу с земли машут шляпами, наиболее ревностные подхалимы из числа придворных проводили нас верхами и выказывают сейчас переполняющие их чувства верности, преданности и готовности служить еще ревностнее.

– Сейчас отойдет от башни! – предупредил Милфорд. – Держитесь крепче!

На этот раз все с поспешностью покинули седла, хватались за перила и друг за друга, только сэр Норберт, Милфорд и двое из его команды остались в седлах, выказывая неустрашимость и умение управлять конями.

Тамплиер остался на своем громадном белом коне, почти таком же огромном, как мой арбогастр. Конь Тамплиера могуч и нетороплив, и мало кто знает, что способен набирать огромную скорость, хотя и не с места, как мой пышногривый Зайчик.

Почти все столпились у бортов по периметру, с изумлением всматриваясь в мир внизу. Только я один, наверное, ощутил, что багер отделился от причального мостика и пошел в сторону, но для всех это мир сдвинулся и пугающе быстро начал отдаляться.

Альбрехт сказал с нервным смешком:

– Когда привыкну?.. Всякий раз как в холодную воду…

Багер, продолжая ускоряться, поднимался еще некоторое время, затем пошел ровно и на сравнительно небольшой высоте.

Внизу поплыл нескончаемый лес, иногда проглядывают небольшие озера, зеленые холмы, чаще всего тоже покрытые лесом.

– Быстрее всего привыкают простолюдины, – пояснил я. – Простые люди редко чему-то удивляются. Это нам все знать надо… А если чего не понимаем, просто неудобство какое-то внутри.

– Неудобство? – сказал он. – Это вам неудобство, а меня просто бесит от бессилия!