Уловка Прометея - Роберт Ладлэм

– Врачи говорят, ты хорошо поправляешься.

– Еще несколько недель, и я буду как новенький. По крайней мере, так твердят медики. Еще они сказали, что теперь мне не придется удалять аппендицит. Мне бы и в голову не пришло, что даже с подобного ранения можно поиметь какую-то пользу.

При этих словах Брайсон ощутил тупую боль в брюшной полости – справа внизу.

Уоллер рассеянно кивнул.

– Ты знаешь, почему ты здесь?

– Ну, если человеку велят явиться к начальству, он обычно ожидает выговора.

Брайсон старательно изображал беспечность, но на душе у него было скверно.

– Выговор... – загадочно протянул Уоллер. Он на миг умолк, и его взгляд скользнул по полкам у двери, заставленным книгами в кожаных переплетах. Потом он снова взглянул на Брайсона и произнес с болью в голосе: – Директорат не совсем вписывается в организационную схему, но, я думаю, ты имеешь кое-какое представление о его структурах управления и контроля. Решение не всегда зависит от меня – особенно если речь идет о ведущих специалистах. И как бы много для нас с тобой – черт, да для большинства людей в этой проклятой конторе! – ни значила верность, нашим веком правит холодный прагматизм. Ты сам это знаешь.

У Брайсона за всю его жизнь было всего одно место работы – Директорат. И все же он по интонациям определил, что разговор их плавно движется к сообщению об увольнении. В его душе вспыхнуло стремление оправдаться, но Ник подавил этот порыв. Это было бы несвойственно для Директората. Да и вообще, это было бы непристойно. Нику припомнилось одно из излюбленных высказываний Уоллера: «Нет такой вещи – невезение». Потом ему на ум пришла другая сентенция.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – сказал Брайсон. – А эта история закончилась хорошо.

– Мы тебя чуть не потеряли, – возразил Уоллер. – Я тебя чуть не потерял, – с печалью добавил он. Таким тоном мог бы говорить преподаватель о разочаровавшем его студенте-отличнике.

– Это несущественно, – негромко отозвался Брайсон. – Да и в любом случае, на задании невозможно действовать строго по инструкции, от сих до сих. Вы это знаете. Вы сами меня этому учили. На задании приходится импровизировать и подчиняться инстинктам – а не только раз и навсегда установленным правилам.

– Потеряв тебя, мы потеряли бы Тунис. Цепная реакция: если уж мы во что-то вмешиваемся, то делаем это заблаговременно, пока не стало поздно. Каждое действие тщательно рассчитывается, и все ходы анализируются с учетом всех переменных величин. А ты едва не подставил под удар еще несколько тайных операций в Магрибе и других местах в окрестностях «песочницы». Из-за тебя под угрозой оказались жизни других людей, Никки, – другие операции и жизни. Легенда Техника была тесно увязана с другими сфабрикованными нами легендами – и тебе об этом известно. Ты допустил, чтобы твое прикрытие полетело к чертям. Из-за тебя годы работы пошли насмарку!

– Эй, подождите минуту...

– Как тебе только в голову пришло, что можно подсунуть террористам бракованное военное снаряжение и остаться вне подозрений?

– Проклятье, оно не должно было быть бракованным!

– Но оказалось таковым. Почему?

– Я не знаю!

– Ты его проверял?

– Да! Нет! Не знаю. Мне даже в голову не пришло, что с оружием дело обстоит не так, как мне сказали.

– Это была серьезная ошибка. Ник. Ты поставил под удар годы работы, годы, потраченные на операции прикрытия и на внедрение нужных людей. Ты поставил под удар жизни самых ценных наших агентов! Проклятие, Ник, о чем ты думал?

Брайсон некоторое время помолчал.

– Меня подставили, – сказал он наконец.

– Каким образом?

– Я не могу сказать точно.

– Но раз кто-то захотел тебя подставить, значит, ты уже попал под подозрение – верно?

– Я... я не знаю.

– «Я не знаю»? Это не те слова, которые способны вызвать доверие – ты не находишь? И не те, которые мне хотелось бы слышать. Ты всегда входил в число лучших наших оперативников. Что с тобой стряслось. Ник?

– Возможно, я что-то где-то напутал. Не думаете же вы, что я перешел на другую сторону, причем сознательно?

– Я не слышу ответа, Ник.

– Возможно, на этот вопрос нет ответа – по крайней мере, пока что нет.

– Мы не можем позволить себе такой путаницы, Ник. Мы не можем терпеть подобную беспечность. Мы оставляем пределы погрешности. Но за них мы заходить не можем. Директорат не терпит ошибок. Ты всегда это знал.

– Вы думаете, что я мог бы сделать что-нибудь иначе? Или, может, вы считаете, что кто-нибудь другой справился бы с этим заданием успешнее?

– Ты сам знаешь, что был лучшим из наших людей. Но, как я тебе уже сказал, подобные решения принимаются на уровне консорциума, а не мною лично.

Брайсона пробрала дрожь. Официальный тон Уоллера подсказал Нику, что тот уже отстранился от возможных последствий, связанных с его уходом. Тед Уоллер был руководителем и другом Брайсона – а пятнадцать лет назад еще и его учителем. Он присматривал за Ником, пока тот был новичком, и в начале карьеры Брайсона всегда инструктировал его лично, прежде чем отправить на очередное задание. Это была большая честь, и Брайсон поныне гордился, что ему эту честь оказали. Уоллер был самым выдающимся человеком из всех, с кем только Нику доводилось встречаться. Он мог решать в уме дифференциальные уравнения; он знал множество тайн геополитики. Кроме того, за внешней мешковатостью Уоллера таилась незаурядная ловкость. Брайсон помнил, как Тед стоял у огневого рубежа и с расстояния в семьдесят футов небрежно всаживал пулю за пулей в «яблочко», болтая при этом о прискорбном упадке британского портновского искусства. В огромной полной ручище Уоллера пистолет двадцать второго калибра смотрелся детской игрушкой – и слушался его, как часть тела.

– Ты сказал об этом в прошедшем времени, Тед, – произнес Брайсон. – Отсюда следует, что, по твоему мнению, я больше не являюсь лучшим.

– Я имел в виду ровно то, что сказал, – спокойно отозвался Уоллер. – Мне никогда не доводилось работать с сотрудником лучшим, чем ты, – и вряд ли когда-либо доведется.

Благодаря соответствующему обучению и собственному складу характера, Ник умел при необходимости оставаться бесстрастным, но сейчас его сердце забилось гулко и учащенно. «Ты был лучшим из наших людей, Ник». Эти слова звучали словно воздаяние по заслугам – а это понятие, насколько было известно Нику, являлось ключевым элементом ритуала отделения. Брайсон знал, что никогда не забудет, как Уоллер встретил рассказ о его первой удачно завершенной операции – он тогда предотвратил убийство одного политического деятеля Южной Африки, сторонника реформ. Уоллер ограничился лаконичным: «Неплохо», – и поджал губы, сдерживая улыбку. И для Ника это было наивысшей похвалой – куда ценнее всех последующих. А вот если начальство начинает вслух вещать о твоей ценности, значит, оно собирается отправить тебя на покой, щипать травку, – Брайсону это было известно.