Ярость - Юрий Никитин

Я поинтересовался ядовито:

– А как вы думаете?

– Я что, я просто шофер.

– Не прибедняйтесь. Личный шофер знает больше, чемчлены правительства.

Мирошник улыбнулся одними глазами. Было видно, что похвалаему приятно, но заметно и то, что на лесть не купится, такие шоферы проходятпроверку, тесты и обработку похлеще космонавтской.

* * *

Я старался ощутить себя в машине президента, но не удалось,потому что и салон самый обыкновенный, и шофер просто шофер, и ведет осторожно,не пытается обгонять, не включает свои президентские мигалки.

– Дорого это обошлось?

– Что?

– Ну, обыкновенность.

Мирошник, похоже, понял.

– Таких подробностей не знаю. Но салон, естественно, непрошить ни из автомата, ни из гранатомета. Стекла, понятно, бронебойные тоже.Есть скрытые двигатели форсажа, есть подфарные пулеметы, тоже не простые. Танксметут. Я думаю, что оружейникам просто хотелось блеснуть, к тому же премия...На самом же деле только лишняя морока управлять этим крейсером. Попробуйразвернуть с легкостью обычной волги!

– Теперь везде применяют сервомоторы, – заметил я.

– Эта штука тоже... компьютеризирована, – он струдом выговорил длинное слово, – черт, язык сломаешь!.. Запускается какключом, так и голосом, останавливается тоже. Вообще, все команды можнорычагами, а можно и с голоса...

Он неожиданно хихикнул.

– Что-то смешное? – спросил я вежливо.

– Да так, – он вяло качнул головой. – Был тутслучай с первой моделью...

– Расскажите, – попросил я.

Он покосился на меня коричневым, как у коня, глазом,заколебался. Видно было, что и хочется рассказать, явно случай хорош, но икак-то неловко...

– Не могу, – сказал наконец со вздохом. – Мыж народ простой, а вы – футуролог!

– Я работал пять лет в литейном цехе, – сообщиля. – Потом три года портовым грузчиком. Правда, в молодости, но тех друзейне забыл.

Он явно обрадовался:

– Правда? Никогда бы не подумал. Я думал, что ученыетак и рождаются бородатыми и с очками на носу. Ну тогда слушайте... Первуюмашину для президента делали как надо, обкатывали сам конструктор ипрограммист, неделя шла за неделей, все работало без сучка и задоринки. Чтобыуправлять голосом, зажигание было поставлено на кодовое слово «... твою мать»,а чтобы затормозить, надо было сказать... гм... другое нехорошее слово.Понятно, потом бы все заменили, а пока ребята развлекались, там молодые,талантливые, веселые... Все шло нормально, но вот однажды начальник охраныприбегает: ребята, дайте срочно вашу машину! Наши все на заданиях, а мне тутпозарез смотаться в одно место, а мотор здесь, как я слышал, усиленный! Ну,вытолкал обоих в шею, сел за руль, дал газ, а машина ни с места. Он ее так и эдак,но она как вкопанная. Совсем измучившись, начал было вылезать, сказав созлостью: «Что за машина, мать ее...»... и тут она как рванет! Как понесла! Онобалдел, едва успевал руль крутить. Обрадовался, машина идет легко, как соколнад озером. Довольный гнал-гнал, вот уже и его дом, нажал на тормоза, а машинапрет и прет... Он в панике начал крутить баранку, жмет и на ручник, и наножной, а машина все равно несется как пьяный лось... Он едва успевал крутитьруль, уже на красный свет проскакивал, поседел весь, уже и за город выехал...

– Ну-ну, – поторопил я заинтересованно, ибоМирошник замолчал, озабоченно объезжая группу подозрительных машин.

– А дальше еще страшнее, – продолжил Мирошник,когда отъехали на благополучное расстояние. – Несется как пуля, а далековпереди вдруг дорога обрывается! Жуткий карьер, только слышно, как на днеэкскаваторы скребут дно. Он снова на все педали, но машина хоть бы хны, мчитсяпрямо к пропасти!.. Он побелел, закусил губу, сказал обреченно: «Хана мне».Правда, он сказал другое слово, покрепче...

– Это эвфемизм, – заверил я, – я уже понял,что за слово.

Он посмотрел недоверчиво, может быть пять лет в литейном итри года грузчика малый стаж, чтобы знать такие слова, забыл совсем, что теперьими пересыпают речь в детских садах.

– Да?.. Гм... Машина была уже на краю обрыва, но вдругзамерла как вкопанная! Тормоза схватили намертво, как приклеилась на полномходу. Начальник охраны глаза выпучил. Долго сидел, еще не веря в счастье. Потомвытер пот со лба, сказал повеселевшим голосом: "А я уж думал, что мнесовсем уж....

– Что? – переспросил я. – Сказал это кодовоеслово?

– Как видите, – ответил Мирошник серьезно. –Эта машина – уже второй вариант. Здесь тоже можно не только рулем да педалями,но и голосом: ну там, прямо, влево, вправо, тормоз, форсаж, цель впереди,пулемет...

– Даже такие слушает? – удивился я. – Ничегосебе машина.

– Да это обычные программы, – возразил он, но быловидно, что раздувался от гордости. – Сейчас программы управления голосомпродаются на Митинском рынке и на Горбушке. Я, конечно, там не покупаю, нонекоторые мои знакомые...

– И мои тоже, – кивнул я. – Они видели упарня, что слева от столика, где табличка «Все для Мака». Им программыпонравились, но я покупать не стал. Пока руки не доходят.

Он кивнул, я ощутил, что между нами наконец-то установилосьнастоящее взаимопонимание, как между двумя курильщиками в вагоне для некурящих,или между двумя евреями при Советской власти или хохлами в Израиле.

* * *

Машина въехала в Боровицкие ворота. Часовые с двух сторонзаглянули в машину, Мирошник протянул пропуск. Я считал себя толстокожим, ноподозрительные взоры стражей с такой мощью ощупывали все швы в моей одежде, чтошерсть встала дыбом, я на миг ощутил себя не ученым с мировым именем, адикарем, который с наслаждением двинул бы кулаком в зубы.

Мирошник буркнул:

– Это что... При прошлом президенте тут чуть ли нераздевали! Пять рентгеновских аппаратов стояло.

– Неужели?

– Пять не пять, но три я сам видел.

Машина въехала в другой мир, о котором еще в старину быланекдот в вопросах: где проходит граница между социализмом и развитымсоциализмом? Ответ: по Московской окружной дороге. А где граница между развитымсоциализмом и коммунизмом? Ответ: по кремлевской стене.

Мир по эту сторону кремлевской стены был чист, стерилен ибогат. Если остальная Москва тонет в грязи, не говоря уже о стране, еслишахтеры не знают, чем кормить детей, то здесь рядами зеленеют бонсаи, купленныев Японии за миллионы долларов, из которых половина ушла в карманы тех, ктопокупал за казенный счет.

Подплыли и замерли возле машины широкие ступеньки из белогомрамора. У подъезда стояли в штатском, одетые как дипломаты из ООН. Ихнебрежные взгляды скользнули по мне совсем вроде бы невзначай, беседу непрерывали, но я ощутил, как у меня вывернули карманы и пересчитали вселейкоциты в крови.