Всему свое время - Ирина Быстрова

– Ну как же, – все еще немного злясь, но уже чуть смягчив тон, ответила Машка. – Женщина должна иметь семью. И потом, дети…

Опять. Я закатила глаза. «Родительская установка», – вспомнилось мне. Да, возможно, Машка относится к той категории женщин, которые вместе с молоком матери впитывают стремление к замужеству.

– И потом, – продолжала сыпать «аргументами» Машка, – распределение…

Распределение у нее действительно было аховое. Город Липецк. Машкина малая родина. Машка знала ее до последнего кустика, до последнего человечка и утверждала, что делать там нечего. Словом, ехать по распределению она не желала.

– Хорошо, а куда твой Петечка собирается после диплома?

– В Новосибирск.

– Зачем? – удивилась я.

– Он же оттуда родом, – ответила Машка. Еще кое-что новенькое про Петю…

– Замерзнешь, – подала голос Светка.

– Чепуха, – отмахнулась Машка.

Сказать что-то плохое сложно было про Новосибирск. Я там ни разу не была, но в том, что он даст Липецку сто очков вперед, не сомневалась. На том разговор и закончился.

Петя щедрой рукой отсыпал Машке неделю на то, чтоб она подумала над его предложением. Но это так, проформа. Машка приняла решение в первый же день, и решение это крупными буквами было написано на ее лице. Теперь Петя появлялся у нас каждый божий день то на час, то всего на минутку и, как мне показалось, приобрел изрядно самодовольный вид. Может, он у него всегда был, просто я не обращала внимания?

Нет, я не могла это так оставить. Я вообще всегда питала непреодолимую склонность к переустройству мира. В раннем детстве это выражалось в том, что в каждую игру я вносила свои коррективы, в школе пыталась «исправлять» двоечников, в студенчестве попробовала себя в качестве советчика на все случаи жизни. Мне понравилось. К моменту, когда происходили описываемые события, я настолько вошла во вкус, что сыпала советами направо и налево, совершенно не задумываясь, так ли уж они необходимы тем, кого ими одаривать.

Моя идея была в том, чтобы изучить Петю вдоль и поперек, найти что-нибудь, что отвратит от него Машку навсегда. Я впервые примерила на себя шкуру детектива-любителя. Безрезультатно. Нет, кое-какой материальчик мне на Петю удалось накопать. Вот только Машка плевать на это хотела.

– Он терпеть не может собак, – сообщила ей буквально на следующий же день после злополучного 8 Марта.

Страстная собачница, Машка безмятежно ответила:

– Что поделать.

– Он заявил, что все бабы – дуры, – оповестила я Марусю через два дня.

– Но ведь он действительно очень умный и начитанный, – чуть-чуть подумав, изрекла она.

– У него на четвертом курсе была девушка, и он ее бросил, – то была третья моя попытка.

Я рассчитывала, что воспоминания об аналогичных событиях в собственной жизни подвигнут Машку на более глубокие раздумья над предложением. Увы! Машка пала жертвой явления, именуемого в психологии «иллюзия уникальной неуязвимости». Это когда полагаешь, что с тобой не может произойти то плохое, что случается с другими.

– Значит, она это заслужила, – заявила Машка.

Черт! Ну что с ней делать?

– Не парься, – посоветовала Светка, – Маруся сдастся лишь в том случае, если у Пети обнаружатся жена с ребятенком. А у него их, насколько я понимаю, нет.

Две недели пробежали. Петя явился к Машке с официальным визитом. Машка ответила официальным согласием. И завертелось.

Через пару дней после этого из далекого Новосибирска примчалась Петечкина маман. Осмотрела всё и всех пронзительным взглядом и дала Петечке родительское благословение. Вслух, при всех. Это Машка нам рассказывала, потому что само событие происходило в Петиных апартаментах, где в этот момент присутствовали еще и два его соседа, ошеломленные сверх меры.

А два дня спустя Петечка торжественно повел Машку в ЗАГС – подавать заявление. Свадьбу назначили на июнь. Машке оставалось провести на свободе всего лишь три месяца. Впрочем, как выяснилось тут же, свобода была весьма относительной.

Свежеиспеченный жених принялся действовать буквально сразу же после подачи заявления. Первым делом он отвел нашу Марусю в парикмахерскую, где велел остричь ее знаменитые волосы. Парикмахерша чуть не упала в обморок, услышав подобное. Минут пятнадцать она пыталась отговорить Петю от этой идиотской затеи, но Петечка надулся, побагровел. И ей пришлось смириться с прихотью клиента. Машка во время их препирательств сидела тихо, как мышка, то ли потому, что уже вошла в роль будущей Петиной супруги, то ли потому, что сама ошалела не меньше парикмахерши.

КОСУ состригли. Нет, вы вслушайтесь в эти слова! КОСУ состригли!!! И в этот же момент все в Машкиной жизни изменилось. Абсолютно все. Вот только мне кажется, Маруся не отдавала себе отчет в этом.

Она встала из кресла, постарев лет на пять и превратившись в заурядную курносую деваху с банальнейшим каре на голове. Дальше – больше. Петечка проводил теперь у нас почти все свое свободное время. И проводил его не без пользы – он лепил Машкину натуру по кусочкам и мелким черточкам. Выговаривал за леность, учил расходовать деньги, выпихивал из ее жизни старых знакомых, исправлял грамматические ошибки в ее речи и излагал свои взгляды на жизнь, дабы она успела усвоить их еще до свадьбы.

Я не могла на это смотреть спокойно. Я уходила, чтобы не прикончить Петю какой-нибудь сковородкой или англо-русским словарем на пятьдесят три тысячи слов. Светка тоже старалась избегать его. Нас трясло от Пети. Нам стала вдруг очевидна причина столь внезапной его симпатии к Машке. До этого мы все гадали: как это так получилось, что они проучились на одном потоке целых пять лет и только в середине пятого курса Петя открыл для себя Марусю?

Нонсенс. Марусю нельзя было не заметить. А он и замечал. Только думал, что Маруся – звезда, потому не лез к ней. А когда совершенно случайно обнаружилось, что Маруся – это Маруся, натура мягкая, податливая и покорная, Петя чрезвычайно оживился, результатом чего и стало его появление в нашей жизни.

Они поженились 15 июня и, защитив дипломы, сразу же укатили в Новосибирск. Это было семнадцать лет назад. Все эти годы мы не виделись с Машкой, лишь изредка писали друг другу. До этого лета, когда Марусе выпала неожиданная удача и она вырвалась ко мне в гости на целых две недели.

Петя ужасно не хотел, чтоб я ехала в Москву. Оттого что там Ирка. Он не любит ее. Говорит, она плохо на меня влияет. Мне даже пришлось попросить Ирку, чтоб письма она писала мне «до востребования». От греха подальше.

Бывает же так, мы не виделись с Иркой сто лет, а встретились – и будто не было разлуки. Все-таки старые друзья – вещь великая. Вот только жаль, что с каждым годом их становится все меньше и меньше. Честно сказать, у меня и раньше с ними не густо было, а сейчас вообще осталась одна только Ирка, которой можно поверять свои мысли без опаски. С ней я не боюсь, что она кому-нибудь об этом разболтает и будут потом какие-то совершенно незнакомые люди перемывать мне кости. А бывает и так, что самой тебе перескажут твою собственную жизненную историю, уже прошедшую не через одни руки, обросшую подробностями, которых на самом деле и не было, но которые придают истории привкус анекдота. И предложат посмеяться вместе со всеми над незадачливостью героини, или повозмущаться ее неприспособленностью к современному миру, или посочувствовать ей (это реже). И ты не знаешь, то ли действительно тебе смеяться над собой, потому что узнаешь себя с первого мгновения, то ли возмущаться, то ли сочувствовать. Сочувствовать обычно хочется чаще всего. А еще поплакать оттого, что никому ты, собственно, не нужен со своими бедами и чаяниями, кроме как себе самому. И возможно, родителям. Моих-то уже нет в живых, а с сестрой у нас никогда не получалось найти общий язык.