Ночные гости - Лариса Соболева

Долго не клевало, он проверил крючки, а червяков нет.

– Неужели здесь рыба водится? – проворчал озадаченно.

– Водится, водится, – нежданно раздался хриплый мужской голос.

Чтобы посмотреть, какая сволочь нарушила его волшебный покой, Валерьяну Юрьевичу пришлось повернуться всем корпусом, так как его голова на шее не вертелась давно. Шагах в десяти от него стоял деревенский худой мужик постарше Валерьяна Юрьевича лет на десять, хотя по пропитой роже было сложно судить, сколько ему лет на самом деле. Щетина на его подбородке и щеках росла кустами, но усы были густые, желтоватого цвета. Мужик достал папиросу, закурил и, хотя Валерьян Юрьевич не просил, рассказал:

– Раньше-то здесь и щук ловили по два метра, и сомов, а теперь одна мелочь осталась. Но на жареху с ушицей наловить можно. Тебе много надо?

Вообще-то Валерьяну Юрьевичу рыба была не нужна, впрочем… рыба нужна, когда люди становятся ненужными.

– Я… так просто… – сказал он.

– А… – понял мужик, подходя ближе. – Ты, видно, с отдыхом сюды ехал. Выпить есть?

– Кофе с коньяком.

– Ух ты! – вытаращился мужик. – На что продукт переводить? Коньяк и без кофе сгодится. Однажды сдавал полдома отдыхающим, так угощали коньячным напитком… ммм! Хороший, хороший. А я самогон варю лучше всякой водки. От водки ласты склеивают, а от моего самогона тока польза. К кому приехал-то?

– Живу теперь здесь, – промямлил Валерьян Юрьевич, досадуя, что мужик помешал ему. – Купил вон тот дом.

– Это у Пищика, что ли? А сам он сбег, ага. Наворовал и сбег. Вот ты скажи… – Мужик присел на корточки рядом с Валерьяном Юрьевичем, от него несло перегаром и навозом, в общем-то запахи здоровые. – Почему так: украл четыре доски – ты вор и тебе тюряга полагается. А украл миллионы, которые и в сумке не поместятся, – ты аллигатор и уважением пользуешься?

Валерьяну Юрьевичу нечего было ответить, он ведь из этих – аллигаторов (мужик наверняка имел в виду олигархов) с тем лишь отличием, что миллионов в сумке не крал. Просто взял у государства кусок площади, когда все брали, но это неважно, он и пожал плечами, мол, не знаю.

– Место тут хорошее, – выпрямился мужик. – Тока нечистый его любит, ага.

– Нечистый… Черт, что ли?

– Он самый. Тут деревень раньше много было, а кладбище одно на всех. В этом месте и располагалось. А чё, на возвышенности, всем видать. На кладбище и стоит твой дом, и соседи твои живут на кладбище. Говорят, покойники иногда погуливают, ага. Сам не видал, но слыхал.

Люди все суеверные, не суеверный только Валерьян Юрьевич. Он фыркнул, показывая, что не верит во всякую чушь. А мужик презабавный попался, представился Тарасом Панасовичем, пацаны деревенские его прозвали…

– Панасоник, ага, – рассмеялся он и зашелся утренним кашлем заядлого курильщика. – Говорят, Панасович заковыристо. Мой батька, его Панасом звали, после войны с Украины сюды переехал, к другу-фронтовику, вот и живем с тех пор…

Он молол еще долго про всякую невидаль, будто бы деревенские стороной обходят это место, а всех, кто живет здесь, считают пособниками нечистой силы. Посмеялся Валерьян Юрьевич, а давно не смеялся, поделился кофе с коньяком, поспрашивал, на какую приманку рыбу ловить. Панасоник пообещал завтра же принести макухи в обмен на сто грамм. На макуху, сказал, ловится лещ, а повезет, так и рыбец на крючок подцепится, а чтобы щуку ловить, лодка нужна.

На завтрак домочадцы сходились как на галеры – заспанные, кислые, медлительные, скучные. И так теперь будет изо дня в день. Валерьян Юрьевич терпеливо ждал их, наклонив голову и следя исподлобья за каждой особью, пока та не опустит зад на стул. В нем давно зрел бунт, тянуло выкинуть нечто такое, от чего они долго не придут в себя и все до единого разбегутся. Тогда этот дом станет родным и любимым, потому что опустеет. Покойники не в счет, в дом покойники вряд ли зайдут, да и вообще, с ними можно договориться, а с детками – никогда.

Старший сын Владимир, габаритами скоро сравняется с отцом, этот хоть не вечно будет здесь торчать, у него квартира огромная в городе (купленная на папины деньги). Но притащился. Правда, без тупой и сварливой истерички жены и двух невоспитанных детишек, которые с пеленок усвоили одно слово, воспроизводимое ими каждый раз при виде деда, – дай.

Старшая дочь Надя с мужем Геннадием… Где она этого дохляка подцепила? Гибрид облезлого кота с выхухолью. На нее любо-дорого посмотреть: высокая, полная, сладкая. И рядом – это! Ни то ни сё. Но она у него под пятой! Грызутся как собаки, только шепотом – папы боятся. Пока боятся.

Еще два сына от второй жены Клим и Мирон – погодки, красавцы, по всем статьям не в папу. Иногда Валерьяна Юрьевича посещают подлые мысли: а мои ли это сыновья? Да нет, его отпрыски, судя по напору и упрямству, которые не умеют направлять на мирные цели. А Валерьян Юрьевич умеет. Недавно женились на родных сестричках Миле и Маше, девочки тихие, скромные, но это пока. Войдут во вкус и тоже обнаглеют.

Влетел главный мародер – Екатерина Единственная. Что там русские царицы – Первая и Вторая! Им бы у его младшей доченьки поучиться, как всех строить по ранжиру. Чадушко решило, что она пуп земли, в свои девятнадцать, не заработав ни рубля, тратит каждый день суммы размером со среднюю пенсию. Это называется мелкие расходы.

Последнее явление – жена. Протест Валерьяна Юрьевича начался с женитьбы, назло деткам женился и выбрал жену, как положено бизнесмену, – молодую дуру. Она-то, конечно, не дура, раз приклеилась к Валерьяну Юрьевичу, но разговаривать с ней не о чем, кости тискать нет желания, он бы развелся за милую душу, да кто же деток будет злить? Светлана уселась рядом с главой, небрежно, как и подобает хозяйке дома, сказала:

– Эта столовая требует особого интерьера, я присмотрела обеденный стол. Итальянский, полировка – супер, и недорого: шестнадцать тысяч евро.

Валерьян Юрьевич лишь посмотрел на нее без выражения. Девушка совсем рехнулась от свалившегося счастья – стол ей подай за… Он сосредоточенно размазывал масло по ломтю белого батона, а жена по движениям его ножа и сжатым челюстям определила, что настроение мужа испорчено, посему внесла уточнение насчет суммы:

– Вместе со стульями шестнадцать тысяч. Но нам нужно два стола…

– Да это же совсем даром, – съехидничала Наденька. – Ты работать не пробовала? Не пробовала заработать на столик со стульчиками?

– Как и ты, – мягко отпарировала Светлана, натянув безобидную улыбку.

Входя в дом на правах жены, она была готова к подковыркам, желчи, злобе, хамству, а то и к открытой ненависти, как у Катьки. Но груз мачехи оказался непосильной ношей – деток слишком много, все они мечтают справить по папочке поминки и поделить его империю. Не стоит задаваться вопросом, что они мечтают сделать с мачехой. Так ведь и Света, изредка впадая в депрессивное состояние от концлагерной обстановки, подавляет жгучее желание перебить падчериц и пасынков из охотничьего ружья.