Александр Керенский. Демократ во главе России - Варлен Стронгин

Саша читает программу организованной осенью 1879 года новой партии – «Народная воля». Ближайшая ее задача «снять с народа подавляющий его гнет современного государства, провести политический переворот с целью передачи власти народу». Основное средство для достижения этой цели – террор. Убийство царя – вот путь к захвату власти. Под руководством народовольцев Желябова и Перовской после нескольких покушений удается 1 марта 1881 года уничтожить царя Александра II. Непосредственными исполнителями были Рысаков и Гриневицкий, от бомбы которого царь и погиб.

Народ не поддержал убийц. «Народная воля» терпит ряд жесточайших поражений. Казнены Желябов, Перовская, Рысаков, Кибальчич и рабочий Тимофей Михайлов. Попытки к возрождению террора не имеют успеха. В 1887 году группа петербургских студентов организует покушение на царя Александра III. Попытка неудачна. Метальщиков бомб хватают на улице 1 марта 1887 года и пятерых казнят: Александра Ульянова, Осипанова, Андреюшкина, Генералова, Швырева. Саша Керенский отмечает, что даже внешне эти убийцы резко отличаются от предыдущих народовольцев, чьи лица были более интеллигентны, в чьих глазах проглядывал ум. У нынешних они проще – суровы, злобны и туповаты. Убийцы именовали себя «террористической фракцией» партии «Народная воля». Их программа показывала, что они знакомы с учением Маркса и Энгельса, многое из него попытались воплотить в жизнь. Обосновывая неизбежность в будущем социалистического строя, программа говорит, что осуществление социалистического идеала «возможно только как результат изменения количественного или качественного увеличения силы в рабочем классе… Рабочие – естественные носители социалистических идей… они будут иметь решающее значение при экономической и политической борьбе…». В программе явно марксистский уклон. Но «Народная воля» постепенно уходит со сцены. В России к концу восьмидесятых появляются первые марксистские кружки, и один из них, в Самаре, возглавляют А. П. Скляренко и В. И. Ульянов-Ленин.

Гимназист Саша Керенский интуитивно чувствует, что Володя Ульянов враждебно настроен к нему. При встрече отводит глаза в сторону. Владимир замкнут, нелюдим, необщителен.

– Папа, почему ты приписываешь Владимиру Ульянову те качества, которых у него нет? – спрашивает Саша у отца.

– Ты читал мою аттестацию? – удивляется Федор Михайлович.

– Читал, – простодушно отвечает сын. – «Весьма талантливый, постоянно усердный, аккуратный, Ульянов во всех классах был первым учеником и при окончании курса награжден золотой медалью, как самый достойнейший по успехам, развитию и поведению… За обучением и нравственным развитием Ульянова всегда наблюдали его родители, а с 1886 года, после смерти отца, одна мать, сосредоточившая все заботы и попечения свои на воспитании детей». Пусть так, папа. Но дальше ты пишешь, что в основе воспитания Ульянова всегда лежала религия… Сомневаюсь. Имею для этого основания…

– А факты? – вскидывает брови отец.

– Были разговоры, – нервничает Саша – ему не хочется ябедничать, тем более отцу, о гимназисте, бросившем нательный крест в мусорное ведро.

– Я нарушил бы закон, если бы написал неправду, – хмурится Федор Михайлович, – да, добрые плоды домашнего воспитания были очевидны в отличном поведении Ульянова. Пойми ты, Саша, брат за брата не отвечает. По закону. Но разве примут в университет брата цареубийцы? Без моей отличной аттестации? И маму его жалко. Я был хорошо знаком с ее покойным супругом. Из одного города мы, разве не понимаешь? Ты что, поссорился с Ульяновым?

– Нет, папа.

– Зачем закрывать Ульянову двери университета, сынок? С каждым может приключиться беда. Его брата, Александра, лишили жизни. Разве это не страшное наказание для его брата и сестер? Для несчастной матери? Будем милосерднее к людям, Саша! Я сам рисковал, подписывая отличную аттестацию Ульянову. Мне он сам не очень приятен. Чересчур замкнутый. Себе на уме. Но фактов его отрицательного поведения у меня не было.

– Будут! – неожиданно вспылил Саша, введя отца в растерянность. – Он может пойти дальше Александра! Я чувствую это!

– Ты чересчур резок, сынок, – придя в себя, заметил Саше отец. – Судьба брата отпугнет его от подобных авантюр! Вас еще столкнет жизнь, непременно столкнет. Не сейчас, а через много лет. Ты расскажи ему, Володе Ульянову, что твой отец рисковал местом, незапятнанной репутацией, но не закрыл ему дорогу в жизнь. Он тоже когда-нибудь рискнет, чтобы помочь людям, и, если понадобится, поможет тебе, Саша. Ведь мы, симбирцы, должны помогать друг другу…

В отношении младшего Ульянова Саша был не во всем согласен с отцом, но больше спорить не стал. Отца он уважал безмерно, гордился им. Как инициативного, бесконечно преданного делу просвещения человека отца знали и ценили в столице, повышали в должности и звании. В начале 1898 года действительного статского советника Федора Михайловича Керенского переводят в Ташкент на пост инспектора учебных заведений Туркестанского края.

Саша покидал родной город без особого сожаления. Здесь ему все было известно, привычно, иногда до скукоты, но позже, вдали от родного города, он часто мысленно возвращался к нему, грустил, зная, что судьба не скоро устроит свидание с ним. А приехать в Симбирск, даже на неделю, было делом немыслимым, потому что одна дорога до него из Ташкента, куда вместе с отцом переселилась семья, занимала очень много времени. Переезд в Ташкент оказался целым путешествием – сначала через Каспий, потом через пустыню до Самарканда. В этом городе сделали остановку. Дворцы, мечети, гробницы с разнообразными витиеватыми узорами поражали воображение. А местный базар – колоритнейшее зрелище, от которого было трудно оторваться. Горы невиданных овощей и фруктов, гирлянды винограда – и все почти за бесценок.

Местные жители без особой неприязни относились к «урусам». Покорение Туркестана закончилось четверть века тому назад, и узбеки хотя и невольно, но свыклись, сжились с приехавшими к ним русскими. Первые из них – генералы и солдаты – беспощадно расправлялись с туземцами за малейшую попытку возмущения с их стороны. Целые кишлаки сжигались дотла в отместку за убийство русского, найденного поблизости. В приказе офицера, усмирявшего восстание в Катта-Кургане, писалось, что одна «подошва русского солдата ценнее тысячи голов несчастных сартов» (узбеков). Такие приказы не оставались «фразами». В 1898 году, уже после переезда Керенских, вспыхнуло восстание в тогдашней Ферганской области. Во главе него стоял местный религиозный вождь Дукчи Ишан. В ночь на 18 мая отряд местных жителей, вооруженных кинжалами, железными булавами и палками, напал на солдатские казармы в Андижане. Было убито 19 солдат. Царские войска быстро подавили восстание, перебили сотни узбеков, сровняли с землей все кишлаки, где жили руководители восстания, и на том месте начали строить русские селения. 18 человек были повешены, 362 – присуждены к каторжным работам от четырех до двадцати лет. А до Ташкента не донеслись даже отголоски этого восстания. Здесь в большом количестве были расквартированы русские войска, для русских строился новый город, но ночные появления в старой части для приезжих из России были довольно опасны. Однако днем местное население относилось к ним почтительно.