Сапфир - Вероника Мелан

– Может, скорую?

– Не нужно.

– Ваша сумка…

– Спасибо.

Парень в оранжевой майке что-то собирал с земли.

Она не услышала, когда позади лавки зашуршали кусты. Слишком обеспокоенная состоянием человека на роликах, не увидела того, как из-за ее спины на несколько секунд показался виновник недавнего происшествия, не заметила, как он влил в ее стакан с соком содержимое блеснувшей в свете солнечных лучей ампулы.

Дураки – они в любом месте дураки. Одни напиваются, другие хамят, третьи толкаются без причины. Хорошо, что только пара царапин на ладонях, а если бы перелом?

Для спортсмена в оранжевой майке все закончилось более-менее благополучно, но, шагая на остановку, Лана все еще возмущенно пыхтела – а если бы сотрясение мозга? И зачем в такую жару пялить на себя теплую кофту? Она потела и в блузке.

Остатки сока показались ей странными на вкус – перестоял на солнце? Или, может, арбуз попался переспелый? Так, вроде, пробовала.

Решив, что больше напитков у того же самого продавца брать не будет, она как раз успела к остановке в тот самый момент, когда к ней подъехал разукрашенный рекламой коктейля «Халфайя – новый вкус счастья!» автобус. На ее собственное счастье – не переполненный.

Ее клонило в сон.

Неслись за окном пейзажи: сначала городские, затем пригородные, после и вовсе усеянные телами отдыхающих пляжи. Лежаки, зонтики, белизна песка, бескрайняя лазурь. Обилие кафешек источало переплетающуюся между собой какофонию ароматов: жареной рыбы, теста, горелого масла и печеных бананов. Пахло солью, моллюсками и бензином в салоне; вдоль дорог то и дело попадались затянутые в обтягивающие до непристойности и походящие на вторую кожу костюмы серферы с досками. Обычный день для здешних мест. Жара.

Лана не пропустила свою остановку лишь потому, что звякнули о пол бутылки в пакете – пакете, который случайно выскользнул из ее пальцев.

Дома она отключилась прямо на диване в гостиной – сразу после того, как выгрузила молочку в холодильник.

* * *

– Ты ведь знаешь, что я хорошо владею ножом? Знаешь?

Требовательный вопрос – нельзя не ответить.

– З-знаю.

– И знаешь, что, если ты не скажешь мне, где ампула, я вспорю тебе живот и намотаю твои собственные кишки тебе на шею?

Дика Хартмана трясло. Зря он взялся за эту работенку, зря. Но ведь и куш обещали немалый – двадцать пять кусков за перехват курьера и за то, чтобы отобрать у того поясной ремень. Всего-то. Жаль, что наниматель забыл предупредить о том, что курьер вез ампулу не кому-то, а Мо Кассару. Тому самому Мо, который в последние три месяца не вылезал из бойцовских клубов и бил там все, что движется, – срывал злость, как поговаривали. Или развлекался. Или зарабатывал на жизнь. Навряд ли последнее, ибо Мо до того, как продал свой завод, заработал столько, что такому, как Хартман, точно хватило бы на пару-тройку Уровней.

– Мистер Кассар…

– Не заговаривай. Мне. Зубы.

Черные волосы, черные глаза и сжатые в полоску губы. Дьявол. Такой точно что-нибудь вспорет и глазом не моргнет.

– У меня ее нет.

Сохло горло, сохли губы. Болела разбитая скула, хотелось пить. Дик постоянно мерз – черт бы подрал ту отраву, которую он согласился выкурить накануне с приятелем в баре. Если бы ни она, он бы не попался так глупо, не сидел бы сейчас в подвале на стуле, не молился о том, чтобы как можно скорее вновь увидеть солнечный свет тем глазом, который еще не заплыл. Чемпион по бегу, называется. Горе-чемпион. Просрал ампулу, просрал легкие, как казалось еще вчера, деньги.

– Где она?

Соврать, что вылил? Потерял? Мо точно знает, что Хартман перехватил ее, – кто-то донес. Случайно выронил? Кассар будет пытать его – Создатель свидетель, одного взгляда на зловещее выражение его лица достаточно, чтобы перестать в этом сомневаться. А Дик боялся переломов: ноги – это его все. Его деньги, его работа, его еда.

– Я в последний раз спрашиваю – где ампула?

Да что в ней было такого ценного? Почему Адам Грегори согласился выложить за нее четверть сотни долларов, а Мо – он же Марио (но не дай Господь назвать его этим именем) был готов за нее убить?

Хозяин дома злился так, что в подвале трещал от напряжения воздух. Пленник, не отрываясь, смотрел ему на руки – на вздутые бугры бицепсов и часть татуировки, виднеющуюся из-под рукава футболки. Железные бицепсы. Стальные. И, если на шее сожмутся пальцы, то уже не разожмутся – Мо слишком зол. Двадцать пять кусков – это, конечно, здорово – вот бы порадовалась Дженна, – но жизни они не стоят.

Хартман пошевелил затекшими от тугих веревок запястьями.

– Я ее… вылил.

– Она же была закрыта?!

– Отломил горлышко. И вылил.

– На землю?! – взревели так, что он вздрогнул и вжал шею в плечи.

Его закопают тут же. В подвале. Присыплют земелькой, кинут сверху доски, и забудут, как звали.

– Девке. Какой-то девке.

– Девке?

– Да, в стакан с соком.

– Что?

Кажется, от ответа опешил даже Кассар. Вот только проступили и заходили на его щеках желваки, вздулись на шее вены, и сжались в кулаки пальцы. Нет, не к добру. Изобьет. Или не сдержится – убьет…

И хриплый вопрос следом:

– Зачем?

Зачем? Создатель свидетель, Хартман и сам не знал – зачем. Запаниковал. Захотел избавиться от «груза», ступил, побоялся выплеснуть содержимое на землю – вдруг то как-то можно было использовать, если оно… в человеке? А в девке, лучше, чем в мужике. Девки сговорчивее, на них проще давить, если придется… Глупые объяснения, нелогичные – лучше бы просто отдал, ей Богу. Но на логику после вчерашней обкурки уповать не приходилось. А ведь Нэт убеждал: «Не наркота. Это просто трава для настроения. Без побочки…» Да, без побочки. Если не считать последствием тот факт, что температура тела Дика почему-то упала до тридцати двух с половиной градусов, отчего последнего постоянно трясло – не спасала ни жара, ни одежда, ни принятые после лекарства. Говеное стечение обстоятельств. А теперь еще и Марио… Хартман решил, что уйти из дома Кассара живым, будет его главным и самым лучшим достижением на сегодня, а, может, и на всю оставшуюся жизнь.

– Я вылил его девке, которая сидела на лавке, – забормотал он быстро и невнятно. – Она меня не видела. В сок. Я не запомнил ее лицо, но, если будут записи с видеокамер, я покажу. С белыми волосами такая… молодая.

– Девке… – обреченно повторил Кассар, опустил лицо, а после молчал так долго, что привязанный к стулу человек начал молиться. Что-то зависело от этой ампулы для Мо, что-то очень важное. Как и для Грегори. Как будто сама жизнь. И Хартман все испортил, потому что девка – нет, девка не вариант. Все. Конец. Наверное, это конец… Ведь так бывает?