Плохая - Иман Кальби

лишь деньги прожигать. Короче, настоящая диктатура, чего уж там…

— У них на руке нашивки в виде крестов, — говорю я вслух, когда наша машина проезжает, наконец, КПП под недобрые взгляды молодчиков. Нас почему-то даже не останавливают, в отличие от других, хоть и провожают подозрительным, недобрым вниманием. Странно. Некоторых даже заставляли выходить из машин и открывать багажники.

— Это муриниты (прим. — по этическим соображениям название реально существующей общины местных христиан-католиков было изменено), мадам. Какая- то из их группировок. Скорее всего, клан Марнжье. Курорты Мзаар как раз относятся к их вотчине…

Мы двигались дальше. Липкое, неприятное предчувствие зрело в моей душе перезревшим фруктом, растекалось по венам приторной брагой. Дождь становился все противнее и мельче. Мои глаза не сразу различили на фоне его мокрого марева эту жуткую, пугающую своим цинизмом и жестокостью часть пейзажа… Вернее, пейзаж был все таким же восхитительным- захватывающие виды первозданной природы- густые изумрудные кроны пихт, нежно обнимающие отлогие склоны гор, уходящий к морю шлейф из зелени, соединяющийся с водной синевато-перламутровой глазурью тонким ожерельем желтого песка берега. Чудовищным здесь было другое-сотворенное человеком… Труп мужчины с искаженным в предсмертных муках лицом. Его руки были прибиты к деревянному столбу, вертикально вытянутые вдоль тела в единую стрелу, ноги безвольно свисали вниз. На лоб гвоздем была приколота похожая теперь на серую кляксу картонка, большая часть текста которой смазалась от дождя. И все, что я видела, это написанное на французском корявым почерком «предатель-собака»…

Машина, как назло, ехала медленно. Неслучайно, потому что каждый, проезжающий перед нами и за нами, тормозил и вглядывался в ужасающую картину. Ни один не посмел выйти из машины, снять труп, разобраться.

— Мерзавцы… — услышала недовольное бурчание моего водителя.

— Исламисты? — спросила я глухим голосом.

В этом был весь Ливан- это даже не пороховая бочка, это русская рулетка… Сегодня ты заряжаешь серебряными пулями с резьбой свой коллекционный револьвер, а завтра этими самыми пулями заряжают твои мозги…

— Нет, мадам… — сказал он тихо, — муриниты совсем потеряли стыд и совесть. Творят что хотят. Плохо, когда в стране нет закона. Видите, что происходит? Теперь и с дома выйти страшно стало…

— Это муриниты сотворили? Из клана, который был на КПП? — переспросила я обеспокоенно.

— Не могу сказать точно. Здесь что ни деревня, свои порядки. Мы проехали несколько километров. Знаю только, что это муринитские земли, а что за клан… Да какая разница. Все они редкостные мерзавцы. Возомнили себя не просто выше других. Поверили в то, что они избранные. В свою исключительность и превосходство над другими.

— Мишель, а ты ведь тоже христианин, — возразила я, вспомнив о происхождении водителя.

— Я православный, мадам. Из антиохийских (прим. одна из местных православных христианских конфессий). Но вопрос здесь не в вере. Католики тоже бывают хорошими. Как и мусульмане. Здесь, в Ливане, простые люди не разделяют на бытовом уровне, кто есть кто. Все мы бани Адам (араб. — «дети Адама»). Вся ненависть идет от этих нелюдей, кто в верхушке. А их цель одна- власть и деньги. Ничего более. Для этого они готовы молиться кому угодно, даже дьяволу… Вы думаете, от Бога то, что сейчас распространяют эти самые муриниты? Они говорят, что коренные ливанцы- богоизбранный народ… Что они ведут свой род от финикицев — родоначальников человеческой цивилизации. Что Европа должна перед ними преклоняться, так как они принесли миру западную цивилизацию. Что арабы- грязный, нечестивый народ, который надо как минимум выдворить из страны, а как маскимум- зачистить ливанские земли от них…

Я молча кивала, понимая, насколько все-таки здесь все сюрреалистично и запутанно. А главное ведь, Ливан- это чуть большим десять тысяч километров, ее береговая линия всего 210 км… При желании с севера на юг его можно объехать всего за 3-4- часа… Как на этом маленьком клочке земли могут происходить такие дрязги… Как здесь уживалось столько повернутых на власти, харизме и величии в собственных глазах мужчин?

Мы шуршали покрышками по влажному серпантину все дальше. К нам неумолимо и стремительно подбирался вечер, делая пейзаж за окном все более драматичным. Я сидела, как на иголках, в тревожном ожидании выезда на главную трассу- автобан, протянувшийся вдоль всей береговой линии, который бы в конечном итоге и вывел нас к аэропорту. Вот только дорога все извивалась и извивалась в причудливом змеином танце, а сердце наполнялось нехорошим предчувствием неизбежного, пугающего, настораживающего, как густой воздух вокруг, пьянящий и трезвящий одновременно.

— Почему машин так мало? — спросила я, озираясь по сторонам.

И действительно, если на спуске из Фарайи мы ехали в плотном потоке автомобилей, то сейчас я едва ловила волоокие взгляды фар редко проносившихся мимо в обоих направлениях автомобилей.

— Мы свернули по навигатору, по кратчайшей дороге, чтобы объехать бейрутские пробки, — через деревни выедем почти к аэропорту, так удобнее, — голос водителя, однако, звучал все менее уверенно. Он явно хотел быстрее довести меня, пока стремительный, густой вечер не превратится в темную ночь. Вот только было ли это его желание обречено на успех?

Наверное, чтобы немного успокоить меня, а может для того, чтобы у меня было меньше желания вступать с ним в диалог, он врубил радио. Салон наполнила веселая, ритмичная арабская музыка, которая на фоне густеющего влажного мрака за окном казалась неправильной, раздражающей и даже внушающей панику…

«Мусейтара, хамшик мусейтара

Хахлик лав шуфт фи шарии бинт

Табус ла вара

Айя ана мусейтара

Йя хейта суккара

Туль ма анта майя тамши аля хавайя ана мутакаббара»

(араб. — Я доминирую, я буду управлять тобой, как повелительница.

Я заставлю тебя отвернуться, если ты увидишь другую девушку на улице.

Да, я доминирую.

Ты мой кусочек сахара.

Пока ты со мной, ты будешь ходить по моей команде,

Да, я надменная, надменная…)[2]

Весело пела красавица-ливанка со сладким голосом. Я печально усмехнулась про себя. Эта песня была хитом последнего года. Звучала из каждого утюга. Арабские девушки бились в экстазе, подпевая вольным словам старлетки, мужчины снисходительно улыбались, наслаждаясь прытью красоток и совершенно не вслушиваясь в смысл музыкального сопровождения. Хотя нет, некоторые все же вслушивались. Пару недель назад прочитала в одном из пабликов, что в книгу рекордов Гиннеса был занесен один из иракских браков- как самый короткий в мире. Молодожены развелись прямо на собственной свадьбе. Причина в том, что невеста слишком резво и с энтузиазмом подпевала исполнительнице песни. Мужу не понравилась эта ситуация. Видимо, испугался… Свадьба закончилась, толком не начавшись[3]…

Я хотела было сказать Мишелю, чтобы сделал потише, но не успела, потому что наше авто как-то