Похороны месье Буве - Жорж Сименон

— Вам не трудно доложить обо мне комиссару?

Она была шикарно одета, с драгоценностями на шее, в ушах и на пальцах, но дежурный очень неохотно оторвал голову от конторской книги, которую заполнял с большим вниманием:

— Комиссара сейчас нет.

— Кто вместо него?

— Секретарь. Но он занят. Посидите пока.

Она не стала садиться, потому что засомневалась в опрятности людей, давно ожидавших очереди на скамейке. Осталась стоять, барабаня пальцами по стойке, отделявшей ее от полицейских.

Она прождала полчаса и, в конце концов, проявила такое нетерпение, что вызвала всеобщие насмешки, тем более что над такими, как она, когда-то ослепительно красивыми, к старости отчаянно молодящимися женщинами, вообще любят поиздеваться.

— Что вы хотели, мадам?

— Вы секретарь? Я могу поговорить с вами наедине?

Поколебавшись, он провел ее в соседний кабинет с отделанным черным мрамором камином.

— Слушаю вас.

— Я миссис Мэри Марш.

У нее был небольшой иностранный акцент, совсем легкий, и секретарь только вежливо наклонил голову.

— Слушаю вас, — повторил он, указав ей на кресло.

— Вы видели эту газету?

Она протянула ему листок, где на первой странице была фотография месье Буве.

— Нет. Не видел, — равнодушно отозвался он.

— Это никакой не Буве.

Секретарь снова остался безучастным, казалось, он думал о чем-то своем:

— В самом деле?

— Это мой муж, Сэмюэл Марш, с приисков Уаги.

Сколько он видел таких, как эта!

— Да-да, я вас слушаю. Вы утверждаете, что это ваш муж. И что же с того?

— Его никогда не называли Буве.

— Вы уверены, что не ошиблись? Фотографии в газетах не очень отчетливые.

— В общем, уверена, а если бы увидела своими глазами, сказала бы совсем точно.

— Итак, вы желаете посмотреть на тело?

— А прежде скажу вам кое-что, чтобы исключить любую ошибку. Если у него есть шрам в виде звезды на правой ноге, немного пониже колена, значит, это он.

— Вы давно с ним виделись в последний раз?

— В тридцать втором году.

— В Париже?

— В бельгийском Конго, там он занимался своими приисками.

— А потом вы расстались?

— Никакого расставания не было. В один прекрасный день он бесследно исчез, и с тех самых пор я разоряюсь на адвокатов, пытаясь отстоять свои права.

Секретарь вздохнул, открыл дверь и позвал инспектора в гражданском, который уже снял пиджак.

— Проводишь мадам. Подожди, я дам адрес. Это на набережной Турнель. Номер дома найдешь в донесении. Нужно опознать одного приличного старичка, который умер сегодня утром.

Сказав: «приличного старичка», он осекся, но дама не обратила на это никакого внимания.

— Я мигом обернусь, — сказал инспектор. — Следуйте за мной, мадам, это в двух шагах.

— У дверей меня ждет такси.

— Прекрасно.

Он снова надел пиджак и прихватил шляпу.

— На набережную Турнель!

Стоял такой чудесный летний денек, что казалось нелепостью заниматься такой ерундой.

Они увидели белый дом, стены которого теперь, когда солнце освещало их уже не так ярко, казались голубоватыми.

— Я уверена, это он! — трещала миссис Марш. — И что самое ужасное, мы жили в одном городе, может быть, уже столько времени и не знали друг о друге! Его искали повсюду. Дай вам Бог иметь хоть половину тех денег, которые я потеряла на поиски…

Инспектор подождал, пока она выйдет из машины, и зажег прилипшую к губе сигарету.

Дама оглядела дом и устремилась в вестибюль, но тут же попятилась, пропуская выходившую из дверей пожилую женщину огромных размеров.

Сперва миссис Марш не обратила на нее внимания. Это была обычная, на вид небогатая, седая и круглолицая женщина, вся в черном, каких полно в каждом квартале. Однако инстинкт заставил ее обернуться и посмотреть вслед старухе, когда та уже перешла улицу и ковыляла вдоль домов, словно чудовищная тень.

— Кто это?

— Не знаю, мадам. Этот дом не в моем ведении, — ответил инспектор.

Консьержка вышла из своей каморки и окинула их подозрительным взглядом.

— Куда вы? К кому?

— Это по поводу покойного, — сказал полицейский. — Мадам утверждает, что узнала своего мужа по снимку в газете.

Женщины явно невзлюбили друг друга с первого взгляда.

— Она, конечно, ошибается.

— А я вот уверена, что не ошиблась.

— Идите за мной.

Худенькая мадам Жанна пошла первой; никогда в жизни не приходилось ей столько раз проделывать этот путь, сколько сегодня. Время от времени она оборачивалась, посматривая на гостью с явным вызовом:

— Я иду не слишком быстро для вас?

Взобравшись наконец на верхний этаж, все трое запыхались.

— Минутку, я зажгу свечи.

Еще утром она весьма предусмотрительно положила в карман передника коробок спичек. В изножье кровати уже стояло два букета — жилище было убрано для последнего прощания.

— Входите.

Ноздри месье Буве сузились, щеки ввалились, кожа стала еще белее, словно просвечивала насквозь, и легкая улыбка, застывшая на его губах, когда его переносили в аптеку, будто стала еще выразительнее, превратясь в саркастическую усмешку.

Миссис Марш не проронила ни слова, быть может, под впечатлением полумрака, зажженных свечей и стебелька самшита. Она машинально взяла его и начертила в воздухе крест.

— Так что же? — спросил инспектор.

Она колебалась.

— Я уверена, что это он, — наконец произнесла она твердо. И поспешно добавила: — Посмотрите на его правую ногу. Если там есть звезда…

Инспектор подошел и откинул простыню. Ему было не по себе от этой церковной атмосферы и от соседства двух женщин, еще несколько минут назад совсем не знавших друг друга и уже успевших стать смертельными врагами.

— Вы не находите, что ставни можно отворить? — спросил он.

В ответ консьержка, бросив на миссис Марш вызывающий взгляд, сказала:

— Сомневаюсь, что это было бы сейчас уместно.

Полицейский повернул выключатель, стало еще хуже; пламя свечей плясало теперь в ярком искусственном свете. Инспектору было лет тридцать, он имел трехлетнюю дочь, и жена должна была с минуту на минуту родить еще одного ребенка; может быть, в участке его уже ожидала новость, которую сообщили по телефону, а он все еще здесь.