Зигзаги судьбы - Линда Френсис Ли

Сердце громко стучало, слезы буквально душили ее. В какой-то момент Грейс подняла голову и увидела в окне мужчину. Даже в темноте она разглядела мускулистые руки, которыми он упирался в оконный переплет. И когда мужчина вышел на улицу, броситься в его объятия показалось ей столь же естественным, как дышать.

Грейс несколько раз ударила кулаками по матрасу. Какой идиотизм с ее стороны, какая глупость и уж по крайней мере полная безответственность.

Обещая себе больше никогда не быть такой безответственной, Грейс свесила ноги с кровати. Что ж, пусть она приобрела опыт непростительного ночного поведения, но она накрепко замурует этот опыт и вернется к безупречной, строгой жизни, какой жила все свои двадцать девять лет.

Некоторое время она просто сидела, прислушиваясь к собственным ощущениям. Слава Богу, чувство вины постепенно утихало.

Пошарив ногами возле кровати, Грейс отыскала лишь домашние туфли без задника, украшенные страусиными перьями. Никогда в жизни Грейс не носила ничего такого броского, предпочитала уютные твидовые тапочки, отороченные мехом. Но когда она увидела эти домашние туфельки в витрине фешенебельного магазина, то обрадовалась, решив что они прекрасно подойдут к ее туалету в первую брачную ночь. И действительно, если женщина и могла позволить себе что-нибудь вызывающее, то, конечно, в первую брачную ночь.

Пройдясь по комнате, Грейс наткнулась на свадебное платье. Она с удовольствием выбросила бы его в корзину для мусора. Но мать и так вряд ли переживет то, что ее младшая дочь сбежала из-под венца, когда уже зазвучали первые аккорды торжественной музыки, а уж если узнает, что дочь вышвырнула очень дорогое платье от Веры Уонг, то ее вообще хватит удар. Грейс затолкала ком атласа в самый дальний угол гардероба и захлопнула дверцу.

Лучи солнца, проникавшие сквозь окна, освещали квартиру. Стены квартиры Грейс были выкрашены в светло-желтый цвет с белым бордюром, паркетные полы повсюду покрывали ковры с орнаментом из желтых и синих цветов. Мебель представляла собой эклектическую смесь стилей, а гордость хозяйки составляли «сокровища», которые Грейс собирала в течение многих лет: горшки ручной работы из Боливии, резные деревянные шкатулки из Санта-Фе, многочисленные нравившиеся ей изделия из стекла и зеркала.

В квартире царил полный порядок, если не считать кучи коробок, больших и маленьких, некоторые из которых были открыты, другие закрыты и украшены лентами. Свадебные подарки, сотни подарков. Грейс поняла, что ей предстоит тяжелая задача – вернуть каждый из них.

К сожалению, а может, и к счастью, ее расстраивало скорее то, что она станет объектом сплетен, чем то, что она потеряла Уолтера. Они были знакомы три года, и в течение этого времени говорили о жизни, о бытовых проблемах, о детях – главным образом о детях, потому что Грейс ничего так не хотелось в жизни, как иметь детей.

Она закрыла глаза, чувствуя наворачивающиеся слезы, повернулась к окну и уставилась в него невидящим взглядом.

Ее мать и сестра настаивали на том, что они с Уолтером идеально подходят друг другу, и Грейс даже начала верить в то, что обе правы. Улыбчивый блондин... Легко было поверить, что он станет превосходным мужем и отцом. Грейс настолько закружил вихрь свадебных планов и надежд на будущее, что она отгоняла прочь малейшие сомнения. Разве у них с Уолтером не одинаковое чувство юмора? Разве у них не одинаковые вкусы, касающиеся кинофильмов и еды? Разве обоим не нравится имя Луиза для их первенца – девочки?

Очень жаль, что они не занимались любовью до свадьбы. Но Уолтер хотел дождаться первой брачной ночи. А вот если бы они не дожидались, то она, возможно, раньше разглядела бы в нем негодяя с одутловатым лицом и прыщавой задницей.

Эта мысль заставила Грейс криво усмехнуться. Что ж, лучше усмешка, чем бесполезные слезы, которые просятся наружу вот уже шестнадцать часов, двадцать три минуты и девятнадцать секунд – с того момента, как она сделала последний судьбоносный шаг в церковную галерею. Значит, у Господа другой план в отношении ее.

Правда сейчас, сидя в одиночестве в своей квартире и стараясь изо всех сил забыть и о подарках, и о ночном любовном приключении, Грейс не была полностью уверена в том, какой же у Господа может быть план. Ведь ей почти тридцать, у нее сестра и мать, которые доводят ее до истерики, и отец, любитель гульнуть на стороне. А вот перспектив заиметь собственную семью теперь никаких.

Однако, несмотря на все это, Грейс не жалела о браке, который, без сомнения, закончился бы полной катастрофой, хотя она и осознала это в последнюю секунду.

Покончив со свадебным платьем, Грейс принялась расхаживать по комнате, но внезапно остановилась. С запозданием она подумала, что стук каблуков ее туфель по паркету эхом будет отдаваться в нижней квартире. Грейс сняла туфли, решив, что вовсе не обязательно тревожить нового нижнего соседа – вдруг он решит подняться в ее квартиру, чтобы пожаловаться на шум.

Да, если бы он сделал это, то очень удивился бы. Интересно, а что бы он сделал, узнав ее? От этой мысли сердце Грейс забилось сильнее.

Все, хватит. Никаких мыслей об этом мужчине. Она будет избегать своего соседа, как чумы, даже если для этого придется никогда больше не надевать шикарные комнатные туфли!

Грейс собрала волосы в конский хвост, укуталась в длинный халат и отправилась на кухню. Из всех помещений своей квартиры она больше всего любила кухню. Стены здесь она выкрасила в тот же светло-желтый цвет, а потом нанесла по трафарету цветной бордюр вокруг окна и дверного проема. Белые кухонные полки сливались по цвету с кафельной плиткой над раковиной, в которой было и несколько цветных вставок. Окно кухни выходило на двор, выложенный красным кирпичом и окруженный заснеженными растениями и деревянными скамейками. Нельзя сказать, что Грейс охотно готовила, но она любила печь, находя столь необходимое успокоение в смешивании муки и сахара, ароматной ванили, корицы и мускатного ореха.

Раздался звонок телефона. На автоответчике уже накопилось двадцать три сообщения, наверняка оставленных матерью и сестрой. От кого же это сообщение? Чуть поколебавшись, Грейс прошла в гостиную и сняла трубку:

– Алло.

– Наконец-то! А мы с мамой ужасно переволновались. Я звонила тебе всю ночь. Где ты была?

Чувство вины окрасило румянцем щеки Грейс при звуках голоса старшей сестры, Сюзанны. Высокая, красивая, образец элегантности и хороших манер, с врожденной склонностью все драматизировать, почти такой же, как у их матери.

Грейс всегда как-то выделялась в семье, она отрицала театральность, не поддавалась порывам эмоциональной напряженности, которая вечно витала вокруг Коулбруков, словно мотыльки вокруг пламени. На протяжении многих лет решительно избегала той шаткой грани, на которой балансировали мать и отец, словно не видели другого способа существования.

Не будучи уверенной в том, что готова сейчас к разговору с сестрой, Грейс пробурчала в трубку с каким-то ближневосточным акцентом:

– Ох, мисс, я не знаю, кто вам нужен.